Камолуддин Абдуллоев, историк
Часть вторая
Вспомним о лучших книгах по истории Таджикистана
Наиболее полно перепитии гражданской войны в Таджикистане рассмотрены в незаслуженно забытой книге Мулло Иркаева «История гражданской войны в Таджикистане», вышедшей в 1963 г. и переизданной в сокращенном виде в 1971 г. Ее автор родился в 1910 г. в Сайробе (Бойсун), что в Южном Узбекистане, прямо на границе с Таджикистаном и происходил из таджиков-кухпора (рассеяных в горах). Это его объединяет с С. Айни, С. Улугзаде и многими другими видными деятелями науки и культуры, которые также происходили из таджиков Узбекистана. В отличие от своего сверстника и коллеги Бабаджана Гафурова – высоколобого интеллектуала-северянина из знатного и привилегированного рода (асилзода), Мулло родился в семье простого дехканина. Рано лишившись родителей, он содержался в Душанбинском детском доме с 1925 по 1927 гг. Мулло Иркаев это человек, который мог сказать, что Советская власть «дала ему все»: сохранила жизнь, дала образование и помогла реализовать себя как профессионала.
Главной заслугой Иркаева явяется то, что он, первым из советских историков не стал отрицать того факта, что басмачество, пусть и временно, но принимало массовый характер. До (и даже после) Иркаева большинство советских исследователей рассматривало басмачество как контрреволюционное движение, которое, поддерживалось исключительно «империалистическими силами». Они имели склонность к преувеличению роли «эксплуататорских классов» (баев, духовенства) в организации и проведении антисоветских выступлений, представляя инсургентов (восставших) темной, опустившейся массой или закоренелыми преступниками. Участие широких мусульманских масс в басмаческом движении либо вообще не упоминалось, либо освещалось крайне слабо. Выросший в охваченном басмачеством предгорье Гиссара, Мулло с детства находился с самой гуще событий, связанных с установлением и укреплением Советской власти. Это позволило ему заметить хотя и интуитивно, очень тонкую грань между басмачеством и гражданской войной. По Иркаеву, за пять лет гражданской войны: с лета 1921 -по лето 1926 басмачество, появившись в виде поддерживаемого населением религиозно-мотивированного джихада, проделало сложный путь до ненавидимого народом политического бандитизма. Для того, чтобы представить борьбу с басмачеством гражданской войной, Мулло Иркаев кропотливо собирал воспоминания таджиков, узбеков и туркмен, боровшихся против басмачей, изучал архивы и ввел в оборот огромное количество источников. Сегодня мало кто из историков может сравниться с ним по работоспособности. Книга снабжена многочисленными биографиями и фотографиями участников борьбы против басмачества. В их числе Хайдар Усманов, Муким Султанов, Карахан Сардаров, Бобо Хамдамов, Юлдаш Сохибназаров, Мастибек Ташмухаммедов, Равшан Баймурадов и многие другие, незаслуженно забытые сегодня герои.
В исследовании Иркаева М. таджики предстают не как жертвы коммунистического правления, узники «тюрьмы народов», тайно и явно сочувствующие басмачам. И не как безвольная масса, дождавшаяся наконец в 1917 г. своего освободителя в лице российского рабочего класса. Напротив, они предстают участниками исторического процесса на всех его этапах. С начала 1921 г. они были возмущены вторжением Красной Армии, отказывались от сотрудничества с Советской властью и даже откликнулись на призыв выступить джихадом против агрессоров. Однако, примерно с 1924 г. они постепенно становятся сторонниками и участниками строительства таджикской общности и национального государства, хоть и действовавшими в рамках тоталитарного советского государства. Тоталитарного, но в котором всегда можно было найти спасительные островки свободы, на которых можно было делать если не все что хочется, то многое. Развивать язык, литературу, экономику, писать исторические книги, сочинять национальную музыку, строить школы и университеты. Лучшие из интеллектуальных, художественных и политических лидеров Таджикистана делали все возможое, чтобы проводить свою – таджикскую - национальную политику в рамках коммунистического режима, который сознательно или вынужденно допускал эту «самодеятельность снизу».
Советский Таджикистан – результат взаимодействия и соучастия российских большевистских лидеров и местных элит. Таких как Б. Гафуров, М. Иркаев, М. Асимов и многие другие. Они подсказывали Советам как подходить к местному населению, чтобы завоевать его симпатии. Самым смелым и ответственным из них приходилось оказывать противодействие чрезмерной централизации, шовинизму, колониальным устремлениям советского руководства. Большевики, которые не имели представления о персоязычном народе бывшей Российском империи, проживающем на ее отдаленном юго-востоке, нуждались в таких лидерах и элитах. Лучшие таджикские ученые снабжали советский аппарат необходимым академическим знанием. Они обладали столь важным для молодого советского государства широким светским мировоззрением и западным, социал-демократическим восприятием прогресса и модерна. Таджикская историография и общественные науки советского периода в целом сотрудничали с государством не из страха и по принуждению, а из-за желания участвовать в формировании национальных территорий, укреплении самих наций.
Конечно, было бы ошибкой идеализировать и советское прошлое, и указанную книгу Иркаева. Советское государство сочетало политику осторожного поощрения национального развития с жестким партийным контролем, насилием и террором. В науке оно ограничивало академическую свободу, насаждало косную марксистко-ленинскую методологию, что сказывалось на качестве работ обществоведческого характера. Сегодня нам приходится выискивать из работ советских историков драгоценные «крупинки истины», чтобы опираясь на них идти дальше в познании прошлого.
В своей замечательной книге Иркаев подводит нас к следующему выводу: в ходе национального строительства, развития культуры, экономики и все большего вовлечения в этот процесс народных масс, басмачество, полагавшееся только на насилие, лишенное надлежащего руководства и позитивной программы на будущее, из символа свободы и независимости превратилось в препятствие на пути формирования молодого таджикского государства. В этой трансформации общественного сознания Советам помогли руководимые большевиками и их местными сторонниками реальные усилия по администрированию, организации экономической и общественной жизни, созданию рабочих мест, подготовке кадров, повышению уровня и качества жизни и прочим рутинным действиям мирного характера.
Что же касаетя басмачества, то оно указывало на наличие таких ценностей как национальное достоинство, верность религиозным идеалам и традициям славного прошлого, но без понимания того как возродить эти ценности, и самое главное – что делать в случае победоносного джихада. В случае с Фузайлом оно показало что в случае успеха «джихад по-басмачески» может предложить народу лишь террор и виселицы.
Три тополя в красных косынках
Пора вспомнить об учительницах, павших от рук головорезов Фузайла. Газета «Комсомолец Таджикистана» на манер романа Чингиза Айтматова назвала их «Три тополя в красных косынках». Их имена: Сайрамби Абдуллаева, Маълумби Касымова и Оламби Гадоева. Вместе с ними была также арестована председетель сельсовета Чиллабиби Хакимова. Молодым женщинам было плюс-минус 20 лет. Еще до того как стать советскими студентками, они могли писать и читать тексты на арабице (которой в Таджикистане пользовались до 1928 г.) и были обучены основам религиозной грамоты. У них были разные, но одинаково тяжелые судьбы. Чиллабиби, дочь ювелира Хакима, была выдана замуж за афганского купца старше ее на 20 лет. Он заплатил многодетному Хакиму большой калым, заботился о семье своей жены и не обижал Чиллабиби. Асадулло (так звали мужа Чиллабиби) даже не противился решению жены стать учительницей. Жил он трансграничной торговлей, совершая поездки в Афганистан. В одной из таких поездок караван купцов подвергся нападению разбойников и Асадулло так и не вернулся домой к беременной жене, которую к тому времени избрали председателем сельсовета. У другой девушки - Оламби была особенно тяжелая судьба. Она не помнила отца, рано лишилась матери, а потом и сестры. Её 12-летнюю взял в жены муж покойной сестры, от которого она постоянно скрывалась. По словам односельчан, все женщины были красавицами, но особой красотой была наделена Сайрамби. Об этом писал журналист Диловари Мирзо в "Садои мардум" — нашрияи Маҷлиси Олии Ҷумҳурии Тоҷикистон — Гулҳои камари кӯҳ
Итак, трое горянок, отучившись на годичных курсах по подготовке учителей в поселке Гарм, вернулись, чтобы обучать детей в открытой в 1925 г. в Хисораке 7-летней школе. Обучались дети совместно – девочки и мальчики в одном классе. Также в школе работали курсы по ликвидации безграмотости для взрослых лиц обоего пола. Помимо трех учительниц и председателя Чиллабиби Хакимовой была еще пятая героиня нашего повествования - Файзиниссо Шохназарова, дочь Шохназара-човандоза, знаменитого наездника и победителя на козлодраниях. Ей было всего 18 лет, она помогала преподавательницам и готовилась осенью отправиться в Гарм на курсы учителей. Басмачи схватили Файзиниссо в кишлаке Тахт 21 апреля и повели на казнь в Хаит. Во время конвоирования через мост Оби Кабуд, бесстрашная дочь пахлавона прямо с лошади бросилась в реку. Проплыв за пределы поселка Хаит, в том месте где Оби Кабуд вливается в реку Сурхоб, она выбралась на берег и скрылась.
Тем временем, Оламби, Маълумби, Сайрамби и Чиллабиби басмачи повезли в крепость Калъаи Хоит, где собралась толпа народа. Чтобы соблюсти «законность» Фузайл спросил мнения ишана и местных мулл, которые не преминули дать «добро» на казнь через повешение. Файзинисо не стали искать, считая что она потонула в горной реке. Чиллабиби Хакимову, которая была на тот момент беременной, отпустили, строго предупредив ее отказаться от служения власти «кафиров». Перед казнью бандиты хотели завязать девушкам глаза, но Маълумби, не позволила, сказав, что они не воры и не предатели, которым стыдно за свои поступки.
Файзиниссо и Чиллабиби в дальнейшем прожили долгую жизнь.
Казнь муаллима
Вместе с девушками, Фузайл Махсумом был казнен заведующий отделом народного образования Хаитского района Каримджон Хусейнзода - родной брат известного ученого-филолога Шарифджона Хусейнзоды. По приближении банды Фузайла, Каримджон, 28-летний учитель, посланный в Каратегин из Канибадама работать заведующим отделом народного образования, с тревогой писал в Гарм и Душанбе, что никому кроме своих учителей (в том числе упомянутых девушек) он не доверяет и просил вооруженную помощь. Ответ был короток: нет ни оружия, ни солдат, держитесь, агитируйте. При наступлении банды Каримджон скрылся в горах, но был выдан кем-то из населения. С 21 апреля он содержался под стражей, а 27 апреля казнен. По свидетельству пленных, Каримджон Хусейнзода «держался очень стойко, и смерть принял смело».
Неоплаканные и непохороненные
Хоронили девушек по приказу Фузайла. Это не были похороны по мусульманским обычаям. С ними обошлись как с вероотступницами, понесшими заслуженное и санкционированное муллами наказание. Свалив трупы в один ящик, они закопали его на окраине села, отдельно от общего кладбища. Двадцать лет спустя, в 1949 г., когда Хаит накрыло страшное землетрясение, стихия удивительным образом пощадила захоронение. После землетрясения, неподалеку от погребенного завалом исторического Хоита было постороено другое селение – Хаит Два. В 1967 г. на территорию средней школы имени Каримджона Хусейнзода в новом Хоите перенесли останки девушек и установили мраморый памятник с красной звездой и табличкой с именами. Затем (точная дата автору неизвестна, но скорее лет пять назад), при расширении школы памятник перенесли еще раз. При этом, односельчане завернули останки в саван, переложили в новый ящик и поставили на могилу более скромный памятник с неизменной пятиконечной звездой, но без таблички с указанием имен.
В отличие от девушек, Каримджона Хусейнзода похоронили с почестями в кишлаке Полезак Таджикабадского района, рядом с могилой известного богослова Мавлоно Нозима.
Драматическому эпизоду таджикской истории, связанному с казнью учительниц, посвятили свои исследования журналист и писатель Диловари Мирзо и историк Абдулло Гафуров. Обобщенный образ первых учительниц, преследуемых религиозными фанатиками, создал Народный поэт Таджикистана Мирзо Турсунзаде в своей поэме «Хасан Арбакеш» в 1954 г. Его Зайнаб в исполнении замечательной артистки Мукаррамы Камаловой известна по фильму Б. Кимягарова «Хасан Арбакеш», снятого в 1965 г. Зайнаб остается в памяти таджиков как трогательный в своей незащищенности, но несгибаемый «тополек в красной косынке».
В заключение о роли женщин в истории и религии
Конечно, судьба трех повешенных 95 лет назад горянок вызывает сочувствие даже у тех, кто сегодня симпатизизирует басмачеству и Фузайлу Максуму. Хотя историки, журналисты и писатели дали оценку этому эпизоду гражданской войны, сегодня, по большому счету, о трех учительницах в Таджикистане никто не помнит. Нет памятников, школ и улиц, названных в их честь. Почему?
Может потому, что таджикская историческая традиция всегда ставила мужчину в центр событий, была андроцентристкой, т. е. исходящей из признания неравенства полов? Потому что ее восхищали военачальники, народные герои с мощными мускулами, мужественные политики мужского пола, а женский след в истории рассматривался как отдельный случай, или вообще игнорировался? Адроцентризм особенно силен в религии. Женщин не было, нет и не будет среди лидеров мусульманского общества. Их просто туда не пускают, поскольку мужчина считается более важной фигурой, чем женщина.
Между тем, когда таджикская история делает трагические повороты и льется кровь, именно женщины – самая слабая и незащищенная часть общества - становятся главными жертвами. История с таджикскими «тополями в красных косынках», да и события недавней гражданской войны тому доказательства.
В мусульманском обществе всякий, кто пробирается к власти, стремится в первую очередь утвердиться путем установления контроля над женщинами. Не зря первым шагом новоиспеченного «бека» Фузайла Максума стала публичная казнь как протест против допуска женщин в сферу образования, и совместного обучения представителей обоих полов. Подобным образом вели, и ведут себя талибы в Афганистане. В религии и образовании мужчины монополизировали роль наставника и учителя. Это гендерное неравенство наблюдается не только в исламе, но и христианстве. Женщины лишены возможности привнести свой собственный опыт и точку зрения в формирование официальной религиозной культуры. Как и во что им одеваться, как вести себя, что можно и что нельзя – все это определяется без участия женщин, или таким образом, чтобы оправдать их подчиненное положениие, а то и прямое исключение.
И еще одно замечание о трагических событиях поздней весны 1929 г. в Каратегине. Прискорбно, что никто из последующих поколений земляков героинь нашего очерка не отважился провести подобающий при захоронении обряд. Чтобы облегчить душе переход её в другую жизнь, над гробом мусульман и мусульманок обязательно читаются молитвы об упокоении души усопшего. Сегодня останки несчастных девушек ждут перенесения на кладбище и совершения необходимых обрядов.
РЕДАКЦИЯ: Мнение автора статьи в рубрике "Блогистан" может не совпадать с мнением редакции.
Форум