События там развиваются стремительно. И поспеть за ними крайне сложно. Не исключено, что к моменту публикации данного текста ситуация там развернулась на 180 градусов. Поэтому откажемся от заранее проигрышной идеи конкурировать с печатными СМИ и интернет-изданиями по части информационной новизны. Рассмотрим те итоги, которые югоосетинские выборы высветили помимо электоральной арифметики. Тут, право слово, есть о чем подумать. Слишком много проблем, характерных для постсоветского пространства, выборы в Южной Осетии выпукло обозначили. В данном случае отсутствие признания этой избирательной кампании большинством членов международного сообщества – второстепенная проблема. Обычно к де-факто образованиям, как к таковым, эксперты и политики редко обращаются. Но это явление существует уже почти два десятилетия. И за это время в них происходила интересная динамика, которая требует к себе самого пристального внимания. В противном случае мы будем обречены на постоянные «удивления» теми или иными событиями внутри непризнанных республик.
Большая часть российских СМИ и экспертов была поражена ходом президентской избирательной кампании в Южной Осетии. Так 29 ноября известное издание «Ведомости» вышло с редакционной статьей с характерным названием «Югоосетинский сюрприз». И в самом деле, первый тур показал, что население Южной Осетии - это вовсе не армия дисциплинированных бойцов. 11 кандидатов, разброс во мнениях и первое место кандидата от правящей партии «Единство» (югоосетинский клон «Единой России») всего в семь десятых процента! То есть в пределах статистической погрешности. Второй тур и вовсе поставил в тупик многих обозревателей. Мало того, что оппозиционный кандидат выиграл с перевесом в 16%, так выборы были отменены Верховным судом Южной Осетии, а парламентом республики названа дата повторного голосования в марте 2012 года. При этом интрига сохраняется. Всех волнуют два основных вопроса. Готовы ли оппоненты действующей власти защитить свою победу? И готова ли власть защитить свое монопольное право на распоряжение судьбами республики?
Но пока ответы на эти вопросы еще не даны окончательно, поставим другие не менее важные вопросы. В какой степени «югоосетинский сюрприз» был экспромтом? Какие причины были именно для такого развития событий? Какую роль сыграло во всем этом российское признание югоосетинской государственности, произошедшее по горячим следам августовской войны 2008 года? Южную Осетию принято сравнивать с Абхазией. И такое сравнение делалось практически всегда не в пользу Южной Осетии. Действительно, география здесь невыгодная, нет выхода к морям, возможностей для развития торговли, туризма, многовекторной внешней политики. Какое уж тут геополитическое разнообразие, когда с одной стороны Россия, а с другой Грузия. Население республики по численности вряд ли сопоставимо даже с не самым большим российским районом. И это притом, что молодежь не видит перспектив и активно мигрирует в соседнюю Северную Осетию, то есть фактически в Россию. Спору нет, все эти факты имели (и имеют место быть). Но они не давали (и не дают) делать нехитрый вывод: перед нами простая марионетка России, которая будет делать то, что велено в Кремле. Между тем, именно такой подход, убаюкал и политическое, и экспертное сообщество, проспавшее «югоосетинский сюрприз», в то время, как этот экспромт был хорошо подготовлен всей предшествующей динамикой общественно-политического развития республики.
В последние годы Южную Осетию на фоне других непризнанных республик (Абхазии, Нагорного Карабаха и Приднестровья) было трудно назвать демократической республикой. Режим Эдуарда Кокойты казался монолитом, а оппозиция, напротив, раздробленной и слабой. Но ведь такая ситуация была здесь не всегда. До 2001 года республика была намного более продвинутой по части демократии, чем та же Абхазия, в которой в то время безраздельно господствовал один человек Владислав Ардзинба. В Южной Осетии, между тем, в 90-е – начале 2000-х годов сменилось несколько лидеров и форм правления. Во главе Верховного Совета стояли Знаур Гассиев, Торез Кулумбегов и Людвиг Чибиров.
А когда парламентско-советская модель сменилась президентской республикой, то на этом посту Людвига Чибирова сменил Эдуард Кокойты. И победил он лишь во втором туре выборов, как кандидат, выступавший без поддержки Кремля! Вот она ирония югоосетинской политики. Сегодня именно Эдуард Кокойты воспринимается, как олицетворение кремлевской политики! Однако ирония иронией, а опыт демократического развития у Южной Осетии был не хуже, чем у Карабаха или Абхазии! Однако «разморозка» конфликта с Грузией в 2004 году заставила население республики добровольно отказаться от прав и свобод в пользу безопасности и мобилизации. Угроза поглощения со стороны Грузии была достаточно серьезной (особенно по мере деградации переговорного процесса в 2006-2008 гг.). Все это, конечно же, использовала власть для того, чтобы на корню задавить всякое проявление инакомыслия. И этот подход успешно работал до поры до времени. Случился 2008 год, российское признание, и «грузинский вызов» отошел на второй план. Встал на первое место другой вопрос, кто будет пользоваться плодами самоопределения.
Российское признание открыло не только новые возможности в плане безопасности. Размещение военных частей из России сделало не только нереалистическим любые операции Грузии, но и прием последней в НАТО. Посмотрим хотя бы на риторику генсека этой организации Андреса фог Расмуссена в ходе его недавнего визита в Тбилиси. По мнению Расмуссена, Грузии еще предстоит сдать «демократический экзамен» перед получением «Плана действий по членству». В переводе с дипломатического языка на обычный это означает мягкий отказ. Но для Южной Осетии снятие геополитической угрозы – не единственное последствие признания. Россия начала щедро финансировать республику. Начиная с августа 2008 года до середины 2010 года, Москва выделила Южной Осетии (в которой по самым оптимистическим оценкам проживает около 70 тыс. человек) порядка 15 млрд. рублей. Для сравнения, годовой бюджет Ставропольского края с населением в 2, 7 млн. чел. составляет 50 млрд. рублей! Казалось бы, республика имеет возможности залечить свои раны, восстановив инфраструктуру и обеспечив людям достойный социальный уровень. Однако республиканской власти такие цифры явно вскружили голову. И многие чиновники восприняли этот «золотой дождь», как выгодный бизнес-проект. 22 марта 2010 года заместитель министра регионального развития РФ (он же глава межведомственной комиссии по восстановлению Южной Осетии) Роман Панов в интервью известному изданию «Коммерсанту-Daily» представил следующий «отчет» о ходе восстановительных работ: «По плану мы предполагали восстановить к концу 2009 года 283 муниципальных многоквартирных дома, это практически все так или иначе поврежденные дома. На сегодняшний день мы закончили работы в 81 многоквартирном доме. В плане также были 322 индивидуальных дома — это дома, разрушенные либо полностью, либо больше чем наполовину. Из них в эксплуатацию введено 63». В самом деле, план по восстановлению на 2009 год был выполнен едва ли на треть. В этой связи неслучайным выглядело возбуждение в 2010 году 11 уголовных дел, фигуранты которых прямо или косвенно связаны с восстановительными работами. И это, заметим, была лишь верхушка айсберга.
Но превращение национального самоопределения в бизнес-проект многих в Южной Осетии не удовлетворяло. И практически сразу же после завершения «пятидневной войны» в республике началось формирование протестных настроений. На первый взгляд, ничего серьезного до выборов 2011 года оппозиционеры создать не смогли. Их «штабы» находились во Владикавказе и в Москве, а их лидеры спорили и ссорились между собой. Но, как известно, любая сила должна пройти проверку серьезными испытаниями. И ими стали выборы. Оказалось, что административный ресурс (любимое постсоветское ноу-хау) далеко не всесилен. Так ЦИК республики не зарегистрировал известного оппозиционера, тренера сборной России по вольной борьбе Джамболата Тедеева. Но это не помешало ему призвать голосовать за Аллу Джиоеву, которой удалось мобилизовать и консолидировать протестные голоса. И в итоге буквально на глазах она вырасла из опального экс-министра образования в политика республиканского масштаба. Сегодня неясно, насколько Джиоева сможет распорядиться доверием избирателей. Но ясно одно: жители Южной Осетии больше не хотят жить в условиях «осажденной крепости» после того, как осада уже снята.
О роли России в событиях в Южной Осетии сегодня много и охотно говорят. И здесь тоже многое неясно. Но видеть за этими действиями четко проработанный сценарий не представляется возможным. Кремль, погруженный в операцию «возвращение» и борьбу за парламентское господство «Единой России», не уделял республике пристального внимания. Почему? Потому, что, как и большинство экспертов находился в плену сегодняшних югоосетинских реалий, не понимая вызревавших общественных запросов на перемены. Ему казалось, что позиции Кокойты сильны, и что опасаться нечего. Кремль, правда, не хотел третьего срока для президента Южной Осетии. Во-первых, потому, что аппетиты его команды выходили за разумные пределы. Во-вторых, для Запада Москва не хотела создавать неприглядную картину узурпации власти на территориях, которые Грузия и некоторые ее союзники по НАТО считают «оккупированными». Но при этом Москва отдала на откуп процесс смены власти, как она это делала на Северном Кавказе. Главное - «стабильность соблюсти». Все, как в известной пьесе Александра Островского, «чтобы было шито да крыто». Но такая политика «по доверенности» привела к тому, что Эдуард Кокойты провел свою игру. Сначала раздробив административный ресурс между своим официальным преемником Анатолием Бибиловым и несколькими чиновниками - «дублерами» (чтобы преемник не был слишком силен), а потом, потерпев неудачу при давлении на избирком, попросту отменив результаты выборов. В итоге и оппозиция поставлена в неудобное положение, и потенциально растущий политик, глава МЧС дискредитирован. Теоретически есть шанс лучше подготовиться к повторным выборам.
Нужно ли это Кремлю? Риторический вопрос. И ответ на него зависит от того, какие цели и задачи Москва ставит в этом регионе. Впрочем, до сих пор это остается каким-то государственным секретом. Пока же Москва принимает на себя все репутационные издержки, так как в массовом сознании югоосетинского избирателя она несет ответственность теперь и за поддержку Кокойты, и за продавливание Бибилова, и за отмену выборов. Увы, до сих пор в Кремль не пришло понимание того, что признание - это не только пиар, но и ответственность за тех, кого вы взялись защищать.
Алексей Лиманов, политолог
caucasustimes.com
Большая часть российских СМИ и экспертов была поражена ходом президентской избирательной кампании в Южной Осетии. Так 29 ноября известное издание «Ведомости» вышло с редакционной статьей с характерным названием «Югоосетинский сюрприз». И в самом деле, первый тур показал, что население Южной Осетии - это вовсе не армия дисциплинированных бойцов. 11 кандидатов, разброс во мнениях и первое место кандидата от правящей партии «Единство» (югоосетинский клон «Единой России») всего в семь десятых процента! То есть в пределах статистической погрешности. Второй тур и вовсе поставил в тупик многих обозревателей. Мало того, что оппозиционный кандидат выиграл с перевесом в 16%, так выборы были отменены Верховным судом Южной Осетии, а парламентом республики названа дата повторного голосования в марте 2012 года. При этом интрига сохраняется. Всех волнуют два основных вопроса. Готовы ли оппоненты действующей власти защитить свою победу? И готова ли власть защитить свое монопольное право на распоряжение судьбами республики?
Но пока ответы на эти вопросы еще не даны окончательно, поставим другие не менее важные вопросы. В какой степени «югоосетинский сюрприз» был экспромтом? Какие причины были именно для такого развития событий? Какую роль сыграло во всем этом российское признание югоосетинской государственности, произошедшее по горячим следам августовской войны 2008 года? Южную Осетию принято сравнивать с Абхазией. И такое сравнение делалось практически всегда не в пользу Южной Осетии. Действительно, география здесь невыгодная, нет выхода к морям, возможностей для развития торговли, туризма, многовекторной внешней политики. Какое уж тут геополитическое разнообразие, когда с одной стороны Россия, а с другой Грузия. Население республики по численности вряд ли сопоставимо даже с не самым большим российским районом. И это притом, что молодежь не видит перспектив и активно мигрирует в соседнюю Северную Осетию, то есть фактически в Россию. Спору нет, все эти факты имели (и имеют место быть). Но они не давали (и не дают) делать нехитрый вывод: перед нами простая марионетка России, которая будет делать то, что велено в Кремле. Между тем, именно такой подход, убаюкал и политическое, и экспертное сообщество, проспавшее «югоосетинский сюрприз», в то время, как этот экспромт был хорошо подготовлен всей предшествующей динамикой общественно-политического развития республики.
В последние годы Южную Осетию на фоне других непризнанных республик (Абхазии, Нагорного Карабаха и Приднестровья) было трудно назвать демократической республикой. Режим Эдуарда Кокойты казался монолитом, а оппозиция, напротив, раздробленной и слабой. Но ведь такая ситуация была здесь не всегда. До 2001 года республика была намного более продвинутой по части демократии, чем та же Абхазия, в которой в то время безраздельно господствовал один человек Владислав Ардзинба. В Южной Осетии, между тем, в 90-е – начале 2000-х годов сменилось несколько лидеров и форм правления. Во главе Верховного Совета стояли Знаур Гассиев, Торез Кулумбегов и Людвиг Чибиров.
А когда парламентско-советская модель сменилась президентской республикой, то на этом посту Людвига Чибирова сменил Эдуард Кокойты. И победил он лишь во втором туре выборов, как кандидат, выступавший без поддержки Кремля! Вот она ирония югоосетинской политики. Сегодня именно Эдуард Кокойты воспринимается, как олицетворение кремлевской политики! Однако ирония иронией, а опыт демократического развития у Южной Осетии был не хуже, чем у Карабаха или Абхазии! Однако «разморозка» конфликта с Грузией в 2004 году заставила население республики добровольно отказаться от прав и свобод в пользу безопасности и мобилизации. Угроза поглощения со стороны Грузии была достаточно серьезной (особенно по мере деградации переговорного процесса в 2006-2008 гг.). Все это, конечно же, использовала власть для того, чтобы на корню задавить всякое проявление инакомыслия. И этот подход успешно работал до поры до времени. Случился 2008 год, российское признание, и «грузинский вызов» отошел на второй план. Встал на первое место другой вопрос, кто будет пользоваться плодами самоопределения.
Российское признание открыло не только новые возможности в плане безопасности. Размещение военных частей из России сделало не только нереалистическим любые операции Грузии, но и прием последней в НАТО. Посмотрим хотя бы на риторику генсека этой организации Андреса фог Расмуссена в ходе его недавнего визита в Тбилиси. По мнению Расмуссена, Грузии еще предстоит сдать «демократический экзамен» перед получением «Плана действий по членству». В переводе с дипломатического языка на обычный это означает мягкий отказ. Но для Южной Осетии снятие геополитической угрозы – не единственное последствие признания. Россия начала щедро финансировать республику. Начиная с августа 2008 года до середины 2010 года, Москва выделила Южной Осетии (в которой по самым оптимистическим оценкам проживает около 70 тыс. человек) порядка 15 млрд. рублей. Для сравнения, годовой бюджет Ставропольского края с населением в 2, 7 млн. чел. составляет 50 млрд. рублей! Казалось бы, республика имеет возможности залечить свои раны, восстановив инфраструктуру и обеспечив людям достойный социальный уровень. Однако республиканской власти такие цифры явно вскружили голову. И многие чиновники восприняли этот «золотой дождь», как выгодный бизнес-проект. 22 марта 2010 года заместитель министра регионального развития РФ (он же глава межведомственной комиссии по восстановлению Южной Осетии) Роман Панов в интервью известному изданию «Коммерсанту-Daily» представил следующий «отчет» о ходе восстановительных работ: «По плану мы предполагали восстановить к концу 2009 года 283 муниципальных многоквартирных дома, это практически все так или иначе поврежденные дома. На сегодняшний день мы закончили работы в 81 многоквартирном доме. В плане также были 322 индивидуальных дома — это дома, разрушенные либо полностью, либо больше чем наполовину. Из них в эксплуатацию введено 63». В самом деле, план по восстановлению на 2009 год был выполнен едва ли на треть. В этой связи неслучайным выглядело возбуждение в 2010 году 11 уголовных дел, фигуранты которых прямо или косвенно связаны с восстановительными работами. И это, заметим, была лишь верхушка айсберга.
Но превращение национального самоопределения в бизнес-проект многих в Южной Осетии не удовлетворяло. И практически сразу же после завершения «пятидневной войны» в республике началось формирование протестных настроений. На первый взгляд, ничего серьезного до выборов 2011 года оппозиционеры создать не смогли. Их «штабы» находились во Владикавказе и в Москве, а их лидеры спорили и ссорились между собой. Но, как известно, любая сила должна пройти проверку серьезными испытаниями. И ими стали выборы. Оказалось, что административный ресурс (любимое постсоветское ноу-хау) далеко не всесилен. Так ЦИК республики не зарегистрировал известного оппозиционера, тренера сборной России по вольной борьбе Джамболата Тедеева. Но это не помешало ему призвать голосовать за Аллу Джиоеву, которой удалось мобилизовать и консолидировать протестные голоса. И в итоге буквально на глазах она вырасла из опального экс-министра образования в политика республиканского масштаба. Сегодня неясно, насколько Джиоева сможет распорядиться доверием избирателей. Но ясно одно: жители Южной Осетии больше не хотят жить в условиях «осажденной крепости» после того, как осада уже снята.
О роли России в событиях в Южной Осетии сегодня много и охотно говорят. И здесь тоже многое неясно. Но видеть за этими действиями четко проработанный сценарий не представляется возможным. Кремль, погруженный в операцию «возвращение» и борьбу за парламентское господство «Единой России», не уделял республике пристального внимания. Почему? Потому, что, как и большинство экспертов находился в плену сегодняшних югоосетинских реалий, не понимая вызревавших общественных запросов на перемены. Ему казалось, что позиции Кокойты сильны, и что опасаться нечего. Кремль, правда, не хотел третьего срока для президента Южной Осетии. Во-первых, потому, что аппетиты его команды выходили за разумные пределы. Во-вторых, для Запада Москва не хотела создавать неприглядную картину узурпации власти на территориях, которые Грузия и некоторые ее союзники по НАТО считают «оккупированными». Но при этом Москва отдала на откуп процесс смены власти, как она это делала на Северном Кавказе. Главное - «стабильность соблюсти». Все, как в известной пьесе Александра Островского, «чтобы было шито да крыто». Но такая политика «по доверенности» привела к тому, что Эдуард Кокойты провел свою игру. Сначала раздробив административный ресурс между своим официальным преемником Анатолием Бибиловым и несколькими чиновниками - «дублерами» (чтобы преемник не был слишком силен), а потом, потерпев неудачу при давлении на избирком, попросту отменив результаты выборов. В итоге и оппозиция поставлена в неудобное положение, и потенциально растущий политик, глава МЧС дискредитирован. Теоретически есть шанс лучше подготовиться к повторным выборам.
Нужно ли это Кремлю? Риторический вопрос. И ответ на него зависит от того, какие цели и задачи Москва ставит в этом регионе. Впрочем, до сих пор это остается каким-то государственным секретом. Пока же Москва принимает на себя все репутационные издержки, так как в массовом сознании югоосетинского избирателя она несет ответственность теперь и за поддержку Кокойты, и за продавливание Бибилова, и за отмену выборов. Увы, до сих пор в Кремль не пришло понимание того, что признание - это не только пиар, но и ответственность за тех, кого вы взялись защищать.
Алексей Лиманов, политолог
caucasustimes.com
