11 марта исполнится 110 лет известному таджикскому писателю и драматургу Гани Абдулло. Предлагаем читателям Радио Озоди воспоминание об отце его сына, известного таджикского политолога Рашида Гани Абдулло.
Слово об отце
Рашид Г. Абдулло
Гани Абдулло, 11.03.1912(Самарканд)-29.01.1984(Душанбе). Писатель драматург, заслуженный деятель искусств Таджикистана, лауреат государственной премии имени Абуабдуло Рудаки. Основные произведения «Песня гор» «Хуррият», «Рустам и Сухроб», «Солдаты революции», «Джами и Навои», «Зов любви»
Рашид Гани Абдулло
Гани Абдулло принадлежит свое особое место в истории таджикской литературы и культуры 20 века. Специалисты практически единодушны в том, что его влияние на становление и развитие таджикской драматургии было определяющим и, уже опосредованно, весьма существенным на становление и развитии таджикского национального театрального искусства. К тому же, он был единственным писателем, которому пришлось дважды входить в большую таджикскую литературу прошлого столетия.
Первое вхождение Гани Абдулло в большую, новую, постклассическую таджикскую литературу состоялось в первой половине тридцатых годов. Написанные им и поставленные на сцене таджикского национального драматического театра имени Аблукасима Лахути три пьесы – «Долина счастья», «Восстание Восе» и «Рустам и Сухроб» (совместно с Пирмухаммадзода), сразу выдвинули его в первый ряд таджикских литераторов своего времени.
Гани Абдулло входил в ту когорту таджикских литераторов, которых исследователи таджикских литературы относят ко второму поколению таджикских писателей нового времени. Их непосредственные предшественники – от Садриддина Айни до Пайрава Сулаймони, будучи совершенным продуктом процесса становления в качестве литераторов в рамках классической таджикско-персидской литературы и традиционной системы образования, обеспечили переход таджикской литературы, литературного процесса на всём пространстве функционирования таджикского языка и развития литературного процесса на таджикском языке к северу от Афганистана и Ирана, в новое время и заложили фундамент новой постклассической таджикской литературы. Большая же часть работы по возведению здания новой и уже советской литературы, во всём её жанровом и тематическом разнообразии, на заложенном литераторами старшего поколения фундаменте выпала на долю их последователей. По сути дела, несмотря на свою чрезвычайную молодость, они стали, в той же мере, что и их непосредственные предшественники, её отцами – основателями.
Список произведений Гани Абдулло
Садриддин Айни и его сверстники-литераторы, были органичной частью, плотью от плоти прежних времён. Движителем их творческого труда в досоветские времена было стремление способствовать реформированию окружавшей их действительности, той действительности, которую они знали и понимали, которая была близка им и которую они вряд ли стремились преобразовать в том виде, в каком это произошло вослед Октябрьской революции. не все из них сумели органично вписаться в советскую действительность. Лучше всех это получилось у Садриддина Айни.
Для литераторов следующего поколения движителем творческой деятельности изначально было стремление активно участвовать не в реформировании прежнего общества, а в фундаментальном преобразовании своей страны на новых политико-идеологических и экономических основах, в формировании нового общества и нового человека. Революционные цели и задачи и внутренний настрой молодых литераторов были в полной гармонии друг с другом. Советские лозунги времени были для них насыщены реальной энергией и ни в коей мере не были ритуальной фикцией, которыми они стали уже через поколение.
И всё же. Когда наступили советские времена, литераторам поколения Гани Абдулло было от пяти-шести до десяти-двенадцати лет. Естественно, формирование их личности и становление в качестве литераторов пришлось уже на советский период истории региона. Но правомерно ли на этой основе считать их продуктом исключительно советских времён? Наверное нет. Они, в не меньшей степени, нежели их непосредственные литературные предшественники, были связаны с традиционной культурой, и, в сущности, были воспитанниками традиционной системы воспитания и образования, хотя и существенно модернизированной.
Гани Абдулло родился в Самарканде 11 марта 1912г., в семье негоцианта Абдулочона Абдулхолика (Абдулхоликова), которого все уважительно называли Абдуллоджон-ака. Его деловые интересы простирались далеко за пределы родного города и региона. По своим торговым делам он совершал поездки в Кашгар и другие районы на западе Китая. Он вёл дела с афганскими и, возможно, иранскими купцами. Абдуллоджон-ака был не совсем обычным негоциантом. В том смысле, что средства, зарабатываемые негоциацией, щедро тратил на деятельность, далёкую от коммерции. Он был знатоком и ценителем таджикской классической литературы, сам был не чужд тяги к литературному творчеству, но творчеству для себя, занимался собиранию и коллекционированием того, что в старом Самарканде называли «антика». Регулярно, раз в неделю, он собирал у себя литераторов города, знатоков и любителей поэзии, исполнителей «Шашамаком»-а. Естественно, не обходилось без знатного угощения. Бывали, причём нередко, и пиры по поводу того или иного стиха или даже одного бейта, чем-то поразившего Абдуллоджона-ака.
Всё это происходило во внешней части дома. Во внутренней же его части также царила непривычная и необычная для дореволюционного Самарканда атмосфера. Дети выпускали домашнюю газету. Они же организовали и домашний театр. Уже в детском возрасте Гани Абдулло писал для этого театра свои пьесы и сам же осуществлял их постановку. Кстати в этом домашнем театре начала свой путь в большое театральное искусство и всеми нами любимая актриса Мушаррафа Косимова, мать Фарруха Косима, реформатора таджикского театра и, на мой взгляд, не просто самой мощной, а ключевой фигуры всей таджикской культуры последних двух-трёх десятилетий. Естественно, такое увлечение литературой, искусством, коллекционированием не могло не приводить и приводило к заминкам в коммерческой деятельности Абдуллоджона-ака
Ещё одним увлечением и даже, может быть, потребностью Абдуллоджона-ака было активное содействие реформированию традиционной системы образованияи созданию новометодных школ. Вероятно, во многом благодаря данному обстоятельству состоялось его знакомство с Садриддином Айни еще до Октябрьской революции. С точки зрения таджикских предпринимателей того времени, новые методы преподавания должны были обеспечить а) обучение грамоте и освоение основ необходимого корпуса традиционных знаний в гораздо более сжатые сроки, нежели в стенах медресе, б) получение сопоставимого с европейскими школами объема знаний в области истории, географии, естествознания и в) подготовку выпускников школы к противостоянию всестороннему давлению европейцев и к жёсткой конкурентной борьбе с ними.
Самой знаменитой новометодной школы Самарканда была школа Шакури. В ней и началась учёба Гани Абдулло. Ему особенно запомнилось такие особенности учебного процесса в школе, как как комплексность, интенсивность обучения, жёсткие требования к дисциплине и публичный характер экзаменов. Экзаменуемые должны были держать ответ перед всеми учителями и учениками школы, а также родителями учеников, которых приглашали присутствовать на экзаменах. Последнее обстоятельство способствовало выработке у учеников ответственного подхода к учёбе, навыков конкурентной борьбы и уверенности в себе, ибо публичный экзамен был ничем иным, как открытым соревнованием на виду у всех, соревнованием, в котором необходимо было показать себя с самой лучшей стороны.
Гани Абдулло - жизнь в фотографиях
Конечно же, Гани Абдулло учился в новометодной школе Шакури уже в советское время. Однако в двадцатые годы, особенно в первой их половине, единый стандарт советской школы, базирующейся на единой канонизированной идеологии советского государства на территориях, населённых таджиками, ещё не сложился, арабская графика ещё не была отменена. Иными словами, для поколения Гани Абдулло, в отличи от поколений будущих, культурная и цивилизационная преемственность между прошлым и настоящим, живая связь между ними ещё сохранялась. Эта естественная преемственность стала нарушаться по мере всё большей трансформации таджикского общества в советское, пока разрыв между досоветским прошлым и советским настоящим не разросся в настоящую широко зияющую пропасть.
В те же двадцатые годы Гани Абдулло продолжил свое образование в Баку. Учёба в Баку оказало сильное влияние на формирование его личности, на становление в качестве писателя, воспринимающим мир как расколотую острейшими политическими, идеологическими, социально-экономическими, морально-нравственными конфликтами, ставящего человека на грань экзистенциального выбора. По воспоминаниям писателя Баку в те времена был средоточием активных сторонников самых различных по своему характеру и содержанию политических, идеологических, литературных и культурных течений и явлений. Большой дискуссионностью характеризовалась и внутренняя жизнь самой компартии, в которой ещё не установились близкие к абсолюту единомыслие и единообразие. Баку был и средоточием революционеров и активных участников антиколониальных движений из различных восточных стран. Да и сами бакинские коммунисты из числа коренных этносов республики были всё же коммунистами восточными и отличались от коммунистов с севера тем, что для них социальная справедливость и национальное равноправие в политике имели равную ценность.
Гани Абдулло и его сверстники фактически уже с первых своих опубликованных вещей, и практически без прохождения этапа ученичества стали основными действующими лицами литературного процесса в республике. Как представляется, этому способствовало то, что несмотря на свою молодость, они были вполне зрелыми и состоявшимися личностями с рано устоявшимися взглядами на мир. Пройдя бурные, драматические, раскалённые и кровавые двадцатые годы они и не могли быть иными.
Стремительный творческий рост Гани Абдулло в первой половине 30-х годов, сопровождавшийся и «админтстративным» ростом – он был ответственным секретарём Союза писателей Таджикистана и имел прямой и постоянный выход на председателя Совнаркома республики Абдулло Рахимбоева, был прерван репрессиями 1937г., Арест, осуждение и этапирование в колымские и магаданские лагеря, а с 1947 г. и политико – админитстативные препоны («врагам народа» не позволялось жить в столицах) почти на двацать лет отлучили его от активного участия в литературном процессе республики.
Ситуация стала постепенно меняться после смерти Сталина и наступления хрущёвскоё оттепели. Возвращение в Душанбе для Гани Абдулло стало возможным 1955г. Однако лишь после того, как в ходе процесса реабилитации, развернувшейся в полную силу после 20 съезда КПСС, с писателя были сняты все надуманные обвинения, формальных препятствий для возвращения в большую таджикскую литературу уже не было. Но были препятствия не формальные –неблагожелательное отношение обретших влияние коллег-сверстников, которое можно было преодолеть лишь упорным трудом и, главное, выдачей на- гора первоклассной литературной продукции.
Произведением, позволившим Гани Абдулло не просто вторично войти в большую таджикскую литературу, но и вернуть себе свое место в первых её рядах, стала новаторская, сложная и многослойная по структуре и содержанию, крайне напряжённая по экспрессии пьеса «Хуррият» («Пламя свободы»). Пьеса посвящена свершению революции в Бухаре, происходившей на фоне параллельно развивавшихся процессов сопротивления советской власти на той части нынешней Центральной Азии, которая до Октябрьской революции входила в состав царской России, прежде всего, в Ферганской долине, и политического и полувоенного противостояния в регионе двух военно-политических сверхдержав - большевистской России и Великобритании.
Для писателя, как представляется, помимо всего прочего важным представлялось показать в своём произведении то, что та модель отношений между властью и людьми, между властью и её лояльными сторонниками, между властью и творческой личностью, которая окончательно сформировалась к последней трети 30-х годов и продолжала оставаться практически неизменной и почти три десятилетия спустя, не всегда была безальтернативной. Не мене важным для него было показать, что сопротивление советской власти в регионе не было явлением, окрашенным в один только чёрный цвет. В пьесе «Хуррият», может быть впервые в таджикской ооветской литературе, такой крупный руководитель сопротивления советской власти в Ферганской долине, как Мадаминбек, был выведен фигурой сложной и противоречивой, сомневающейся и одновременно глубоко переживающий за судьбы своего народа и ставящий его благо выше всеми других соображений. Через сложное и тяжелое внутреннее борение он приходит к решению, что в сложившихся конкретных обстоятельствах нет иного разумного решения, кроме как прекратить сопротивление и остановить дальнейшее кровопролитие.
Вслед за «Хурият» один за другим были созданы такие пьесы, как «Рустам и Сухроб», «Солдаты революции», «Джами и Навои», «Зов любви». Практически для всех названных произведений характерна сумрачность атмосферы, трагические коллизии, в которые попадают главные герои, разбитые мечты и надежды, утрата счастья, подозрение и смерть за стремление сделать этот мир, «мало приспособленный к веселью» по словам Владимира Маяковского, любимейшего поэта Гани Абдулло, иным, более гуманным. Он как был, так и остаётся «домом, в котором разбиваются сердца», по определению не мене уважаемого им Джорджа Бернарда Шоу.
Сумрачность атмосферы в пьесах второго периода в творчестве Гани Абдулло, обилие проливаемой в них крови было ничем иным, как отражением восприятия писателем мира и самой жизни в сумрачных тонах, для которого трагические коллизии, предательства, столкновение низменных страстей и кровавые конфликты скорее норма, чем исключение. Да и могло ли оно быть иным у человека, с самого детства видевшего как безжалостно проливается кровь людей, видевших матерей в голодные 1932-33 годы бросавшихся от отчаяния и невозможности найти кусок хлеба в Вахш вместе с детьми, кстати там, где сегодня стоит Нурекская ГЭС, оставшегося без отца, родного брата, бывших для него как старшие братья мужей сестёр – все они сгинули в ГУЛАГ-е НКВД, складывавшего в штабеля сотни трупов погибших от голода, холода, болезней и притеснений надзирателей заключенных в колымских и магаданских лагерях, с тем, чтобы стало возможным похоронить их более или менее по человечески, когда сойдут снега и земля слегка оттает?…
Но иногда сумрачное настроение покидало писателя, его жёсткий, трезво и беспощадно оценивающий мир и людей взгляд смягчался и тогда он становился замечательным рассказчиком, увлекавших слушателей – домочадцев и оказавшихся в то время в доме гостей, сдобренным искрометным юмором, перемежавшимся с сарказмом и иронией повествованием о былом или о настоящем. Он был очень наблюдательным человеком и до поразительного точно оценивал, что представляет из себя то или иное явление, привлекшее к себе его внимание, или тот ной человек, с которым его свела судьба…
Последний взлёт таджикской культуры пришёлся на годы перестройки. Затем наступили непростые для ней времена. Развитие настоящей большой культуры, включая качественную литературу и высокое искусства требует денег, и не малых. В еще большей степени она нуждается в тех, для кого создаются хорошие произведения – в хорошо подготовленных читателях, слушателях, зрителях. Рано или поздно нынешние пустынные для высокой культуры времена отойдут в прошлое. Таджикское общество в своём самостоятельном развитии вновь выйдет на тот уровень, на котором он уже однажды находился. И тогда всё то, что было истинным и качественным в литературе и искусстве недавнего прошлого, обязательно будет вновь востребовано им. Хочется надеяться, что произойдёт это, всё же, в не столь отдалённом будущем.
РЕДАКЦИЯ: Мнение автора статьи в рубрике «Блогистан» может не совпадать с мнением редакции.