Нозанин Мутеи была задержана в 2022 году на таджикско-афганской границе по подозрению в незаконном обороте наркотиков и приговорена судом к пяти годам и двум месяцам лишения свободы. Она была освобождена досрочно по закону об амнистии. Собеседница признает, что при пересечении границы у нее с собой были сухие веточки опийного мака, но она не знала, что в Таджикистане за это предусмотрена уголовная ответственность и тюремный срок. Нозанин Мутеи согласилась на интервью с Радио Озоди, чтобы поделиться своими наблюдениями за время отбывания наказания.
Нозанин Мутеи: Я хочу рассказать свою историю с самого начала, с момента задержания. Я поехала в Афганистан как турист. Пробыла там два месяца, в провинции Бадахшан. Это было в июне-июле 2022 года. Я видела маковые поля и взяла с собой шесть стебельков опийного мака на память. Такие же сушеные стебли мака афганцы дают домашнему скоту.
Я и не думала, что в Таджикистане это незаконно и считается наркотическим средством. В Таджикистан я попала через Шерхан Бандар. Первое, что я показала на пункте пропуска, была моя сумка. Я положила туда сушеные стебли мака, чтобы они не сломались. Я их хотела увезти с собой в Иран. И их сразу же заметил таможенник. И вот отсюда начались мои злоключения. Я сказала, что не знала, что это карается законом, но они и слушать меня не хотели. Сначала я находилась в изоляторах временного содержания в Джайхунском районе и Курган-Тюбе (Бохтар), затем в СИЗО в Душанбе и женской колонии в Нуреке.
"Я просила на разных языках, но тщетно..."
Мирзонаби Холикзод: Как к вам относились?
Нозанин Мутеи: Сначала меня отвезли в отдел органов безопасности в городе Курган-Тюбе (Бохтар), чтобы убедиться, что я не связана с террористами и экстремистами. Все-таки я попала в Таджикистан из Афганистана. Я пробыла там три дня. Следователь постоянно находился рядом, за исключением ночного времени. Он был малоразговорчивым. Психологическими методами он хотел выяснить, террористка ли я или нет. Когда поняли, что я никак не связана с террористами, начали вменять в вину незаконный оборот наркотиков. Это было первое задержание в моей жизни. Я не знала о законах. Например, по законам Таджикистана каждый задержанный имеет право хотя бы на один телефонный звонок. В первые три дня, сколько бы и на каком бы языке я не объясняла, не кричала, не плакала, просила позволить мне сообщить в посольство Ирана, сообщить маме, родным, мне этого не разрешили. Первые три дня о моем положении никто не знал. Многие думали, что в Афганистане со мной что-то случилось. А теперь представьте состояние моих родных в то время. На третий день ко мне пришел следователь Насрулло Кудратов. Он сказал, что отвезет меня к послу, но так и не отвез.
Мирзонаби Холикзод: То есть обманул вас?
Нозанин Мутеи: Да, он обманул. Это было в первый, но не в последний раз. Потом меня отвезли в больницу с двумя офицерами, чтобы зафиксировать, нет ли на моем теле травм. Потом меня доставили в ИВС города Бохтар. Следователь сказал, что я пробуду здесь несколько дней, потом меня выпустят. Поначалу все говорили, что после этого приедет посол и тебя освободят.
«Темные стены и мало света»
Мирзонаби Холикзод: Какая обстановка была в ИВС города Бохтар?
Нозанин Мутеи: Там есть камеры, которые рассчитаны на одного человека. Внутри обычно стоят нары или двухъярусная кровать. Все стены черные, а помещение освещается за счет ламп, которые установлены в коридоре. В самой камере никаких осветительных приборов нет. Сверху была типа форточка размером с две мои ладони. Она была на самом верху и если даже вы захотите, не сможете воспользоваться ею.
Мирзонаби Холикзод: Вас кормили там?
Нозанин Мутеи: В ИВС Бохтара и Джайхунского района никогда не давали кофе. В Джайхуне охранники покупали воду и кульчашки и приносили мне. Ни в том, ни в другом месте горячую еду не предоставляли. Родственники задержанных передавали своим родным еду, а они делились со мной. К сожалению, таджикское гостеприимство я познала не в лучших условиях - в следственных изоляторах и тюрьме.
«Некоторых офицеров не прощу никогда»
Мирзонаби Холикзод: Какими были условия в женской тюрьме в Нуреке?
Нозанин Мутеи: Давайте сначала расскажу про СИЗО в Душанбе, так как большую часть своего ареста я провела там. А это шесть с половиной месяцев. И еще два с половиной месяца в тюрьме. Меня поместили в помещении, где кроме меня было еще шестеро задержанных. Это была камера три на четыре метра. Там было семь коек. Две из них двухъярусные. Между ними стол и стул. Там же туалет и умывальник. В стене было одно окно, около полуметра, но не было стекла. Его забили досками. Поэтому солнечный свет вообще не проникал в помещение. Поскольку здание построено из цемента, летом там было очень жарко, а зимой очень холодно. Особенно тяжело было зимой, так как в окне не была стекла и нам приходилось закрывать его целлофаном.
Мирзонаби Холикзод: Расскажите о поведении охранников и следователей...
Нозанин Мутеи: Среди них были очень хорошие и добрые люди. Пытались подбодрить и помочь. Но были и офицеры, которых я никогда не прощу. На завтрак давали кашу, которая была абсолютно несъедобна. Еще давали «биринчоба» - сваренный на воде рис. Были еще макароны. Если повезет, можно было найти там пару кусочков картошки и свеклы. Эту еду невозможно было есть. Для некоторых задержанных приносили «дачку». И оттуда без стыда воровали продукты. Ведь вместе с «дачкой» передавали листок, где было указано, какие продукты переданы, но передавали не все, что приносили.
Мирзонаби Холикзод: Вы имеете в виду, что охранники или надзиратели присваивали еду, отправляемую родственниками задержанных?
Нозанин Мутеи: Да, именно так.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Иранка, отбывшая срок в таджикской тюрьме, рассказала о своих наблюдениях за время "срока"
«Адвокат потребовал 20 тысяч долларов»
Мирзонаби Холикзод: Некоторые задержанные и их родственники в Таджикистане жалуются на жестокое обращение со стороны сотрудников правоохранительных органов и пытки. На Вас оказывали давление, чтобы Вы взяли вину на себя?
Нозанин Мутеи: Да, это верно, что мы говорим на фарси, но я многое не понимала из ваших слов, когда попала в Таджикистан. Мне, как иностранке, нужен был переводчик. Они привели мужчину в качестве переводчика и адвоката-мужчину, которому было за семьдесят. Я видела переводчика лишь один раз. Больше на слушаниях по моему делу его не было. Я говорю по-русски, но читать кириллицу мне очень сложно. Следователь с такой убежденностью мне сказал, что мы оба ираноязычные, зачем тебе переводчик, быстро распишись, чтобы дело твое быстрее закончить и передать в суд, а там твое дело ведь пустяковое, тебя выпустят прямо из зала суда. Фактически, говоря так, он взял у меня подпись, что я, Нозанин Мутеи, знаю таджикский язык, читаю тексты на кириллице и в переводчике не нуждаюсь.
Мирзонаби Холикзод: В разговоре перед интервью вы сказали, что адвокат просил вашу мать прислать деньги для решения вопроса о вашем освобождении, верно?
Нозанин Мутеи: Адвокат, которого мне показал следователь, приходил только один раз. Это еще в Курган-Тюбе. Больше он не приходил. Когда я спросила, где он, мне ответили, что он в больнице. Позже, когда я была уже в душанбинском СИЗО, мне удалось найти через одну из моих сокамерниц адвоката – женщину, из Душанбе. В Таджикистане вы сначала даете адвокату аванс в пятьсот или тысячу сомони, а потом уже, когда он выполнит свою работу, остальные деньги. А моя мать не знала об этом. Она сразу же отправила адвокату четыреста долларов. И только на первом судебном заседании мне разрешили позвонить маме. Спустя четыре с половиной месяца с момента задержания. Мама сказала мне, что я сначала доверяла твоему адвокату, но больше я ей не доверяю. Адвокат позвонила моей матери и сказала, чтобы моя мама прислала ей 20 тысяч долларов, чтобы меня освободили. Мама ответила ей, что 20 тысяч долларов – это большие деньги, на что адвокатша предложила продать наш дом.
«До тех пор, пока повсеместная коррупция, я не приеду»
Мирзонаби Холикзод: А какие впечатления у Вас о женской тюрьме в в Нуреке?
Нозанин Мутеи: Условия там лучше, больше пространства. Очень хорошая библиотека. Кормили лучше, чем в СИЗО. Но все осужденные там содержались вместе: и воровки, и контрабандисты, и проститутки, и убийцы, и осужденные по политическим мотивам, и по экономическим, и за терроризм и экстремизм.
Мирзонаби Холикзод: Вы сказали, что одна из осужденных по имени Малохат рассказала вам о нападении на погранзаставу Ишкобод в Таджикистане. Можете рассказать подробности?
Нозанин Мутеи: Это произошло еще в изоляторе временного содержания города Душанбе. Она рассказала, что ее выдали замуж в девятнадцать лет. Сама она родом из Согдийской области. Через три месяца ее муж сказал, что он член ИГИЛ и стал учить ее террористической деятельности. Они выехали на какой-то военный КПП рядом с Душанбе. Выехали две семьи. Только из семьи Малохат их было 11 человек. Они и детей своих всех взяли. Как она хвасталась, она взяла с собой куклу, внутри которой было воспроизводящее плач новорожденного ребенка устройство. Вместе с еще одной женщиной они подошли к воротам этого военного объекта, и попросили пустить их внутрь, чтобы Малохат покормила внутри своего ребенка. Как она рассказывала, у них тогда не было огнестрельного оружия. С холодным оружием они вошли внутрь и стали убивать солдат. Их целью был захват оружия и нападение впоследствии на несколько дискоклубов.
Мирзонаби Холикзод: А в целом, чем вообще недовольны женщины в местах лишения свободы и какие условия необходимо улучшить для их содержания?
Нозанин Мутеи: Очень плохие туалеты, уборные. Это просто ужас. Я была там два с половиной месяца, и почти всегда туалет был забит. И когда нужно было его очистить, заключенные сами с ведрами и лопатами очищали туалет. Один-единственный раз был, когда приехала специальная машина – ассенизатор, чтобы очистить туалет.
Мирзонабии Холикзод: Вы когда-нибудь еще приедете в Таджикистан?
Нозанин Мутеи: До тех пор, пока в Таджикистане повсеместная коррупция, я не приеду. К сожалению.