"Русские эту войну начали, пусть русские и заканчивают". Судьба мобилизованных

Чуть больше недели назад в Саратове похоронили очередного мобилизованного, погибшего на войне с Украиной. Он служил в том самом 94-м полку, который "поставили под обнуление" еще полтора месяца назад, о чем Радио Свобода рассказывала жена другого военнослужащего. Тогда, по свидетельству военного, от тысячи человек в 94-м полку осталось всего четыреста. Сейчас в живых осталось чуть больше ста человек, рассказали их жёны.

Участок на Елшанском кладбище в Саратове, где хоронят военных

Новое Елшанское кладбище находится на самой окраине Саратова. "Военный" участок – ближайший к воротам. Этот кусок городского погоста стал заполняться могилами полтора года назад, и месяц от месяца площадь захоронения увеличивается. Вот и сегодня очередная свежая могила готова принять в себя цинковый гроб.

Ни одна из десяти женщин, пришедших на встречу с корреспондентом Радио Свобода, не хочет такой судьбы своему мужу и не готова остаться вдовой. Некоторые пришли с детьми. Некоторых детей, родившихся уже после мобилизации, отцы не видели ни разу в жизни.

Жены военных просят не фотографировать их и не называть их реальные имена. Поэтому имена и фамилии изменены в целях безопасности героинь (но все они известны редакции). Они боятся – последствий для себя, для мужей, "вдруг огласка сделает им хуже". Хотя на встречу с прессой они решились только после того, как их отправили восвояси из всех возможных инстанций. В местном управлении ФСБ, куда жены военных обратились от отчаяния, вообще сказали: "Мы вам ничем помочь не можем. Хотите результата – идите в СМИ".

"Я вас, кацапов, ненавижу!"

Сергей, муж Гульнары из Александров-Гайского района, в последний раз звонил своей жене две недели назад.

– Сказал, что обстановка – "полная жопа", – цитирует Гульнара мужа. – Он говорил, что там, где они стоят, под Андреевкой, их накрывают бесконечными обстрелами. Дроны-камикадзе, кассетные боеприпасы, какие-то польские снаряды, которые слышно, когда они уже на землю падают. Обстрелы не прекращаются ни на минуту. А у наших ничего нет: ни тепловизоров, ни раций, ни арт-поддержки. И стрелять нечем.

– Просто во главе 94-го полка стоит "Рапира" – националист из "ДНР", – объясняет Катя. – Он бойцам в открытую говорит: "Я тут два полка положил и вас положу" или "Я вас, кацапов, ненавижу!" – понимаете? Он отправляет мальчишек умирать. Полтора месяца назад была информация, что их там осталось четыреста человек. Так вот, сейчас их там хорошо, если чуть больше ста.

Из взвода в 28 человек, в котором служит муж Гульнары, по её словам, на момент нашего разговора в живых осталось всего девять человек. За время подготовки материала погибло ещё двое.

– Они каждый день на передовой, – говорит Катя. – "Рапира" не собирается их оттуда выводить. Один раз вроде был приказ оттуда наших мужиков вывести. Но он их на полдороге развернул обратно.

Жёны пересказывают то, что рассказывают их мужья. Командир полка с позывным "Рапира", он же Илья Зуев, сам на передовой практически не появляется. В зоне боевых действий случаются странные совпадения.

– Например, наши поднимают "птичку", смотрят, где позиции украинцев, – рассказывает одна из женщин. – Дают координаты для артиллерии. "Рапира" эти координаты долго не передает – или говорит, что на этих позициях наши, или говорит, что сам разберётся, когда их передать. В итоге, когда "арта" дает залп, на позициях никого уже нет.

– А как-то раз наша "арта" открыла огонь по своим же, – поддерживает её другая Катя. – Мужики потом стали спрашивать, свое расследование проводить, выяснили, что это "Рапира", скорее всего, дал их координаты своим. В общем, мальчишки-артиллеристы после этого случая с тех пор заикаются. Муж говорит: "Мы теперь ему не верим, когда он даёт наводки. Сами выезжаем смотреть, чьи там позиции".

– Он им говорит: "Вы русские твари! Я вас тут всех положу!" – добавляет невысокая черноволосая Таня.

Очередная могила, подготовленная на "военном" участке кладбища

По словам жён, жаловаться на "Рапиру" пытались все кому не лень. Но во всех инстанциях только руками разводят: доказательств нет. Требуют видео или аудиозаписи, подтверждающие их слова. Но записи у мобилизованных делать не получается: когда они идут в блиндаж к командиру, всегда сдают телефоны.

Жёны полтора месяца также обивают пороги различных инстанций.
– Мы были в штабе Южного федерального округа, в Ростове-на-Дону, – рассказывает Ирина. – Так нам там ответили: теперь 94-й полк подчиняется командованию "ДНР", мы сделать ничего не можем, влияния на них не имеем. А мужьям нашим потом рассказывали, что жёны приезжали в Ростов и благодарили командование.

– То есть как, не имеют влияния?! – взрывается активная Катя. – Донецк с Луганском – это же теперь новые регионы России?

Родственницы мобилизованных наперебой рассказывают истории про то, как их близким запрещают на территории "ДНР" и "ЛНР" появляться с российскими флагами.

– Брат мой, водитель КамАЗа, рассказывал, как его в "ДНР" остановили, – вспоминает Ирина. – Ему мама связала талисман в кабину – сердечко в цветах российского флага. Так вот они заставили его снять это сердце: "Приедешь к себе в страну и там будешь с этим флагом ездить". И не отпускали его, пока он этот талисман не снял. Вот такое отношение у тамошних военных к нашим. А ведь, если верить Путину, который говорит, что Донецк и Луганск – наши, мы одна страна.

– Они нашим в глаза улыбаются, а исподтишка подлянки делают, – согласно кивает вторая Катя. – Ненавидят нас. Говорят: мы и к украинцам не хотим, но и присоединяться к России мы тоже не хотели. Говорят: русские эту войну начали, пусть русские и заканчивают.

– Мы прекрасно понимаем, что война – это война, – говорит активная Катя, – что на войне можно погибнуть. Но они же идут в бой без прикрытия. Без поддержки. Раненых потом очень много, а вывозить их не на чем. Они вслепую идут за ранеными, а потом тащат их на себе с поля по два – два с половиной километра.

Свежие могилы военных в Саратове

Местный патриотический телеграм-канал "Твои герои, Саратов! ZOV", который читает весь Саратов (ведет его Герой России, депутат Саратовской областной думы Александр Янклович, уехавший служить в зону "СВО"), с воодушевлением рассказывал о мотоциклах со специальными настилами из досок – чтобы вывозить раненых с поля боя. Родственницы мобилизованных отзываются о них с усмешкой. По их словам, ни один такой мотоцикл не способен заехать на поле боя. Его тут же расстреляют. Муж Гульнары Сергей получил серьезное ранение как раз, когда тащил на себе раненого.

– В этом телеграм-канале правды не напишут, – уверены жены. – Сначала мы верили спискам погибших и раненых, которые они там публикуют. Спрашивали, конечно, почему мало имен, когда мы точно знаем, что погибло больше солдат. Нам отвечали: мы публикуем только саратовских. А недавно там убили мальчишку нашего из Заводского района. Он был сирота – ни родителей, ни семьи. Ждали-ждали, когда его имя появится в сводке. Но оно так и не появилось.

"Доходят только именные посылки"

– Когда украинцы запускают свои беспилотники, всё небо гудит, – говорит активная Катя. – Там и дроны-камикадзе, и дроны-разведчики. У наших всего пара "птичек" против этой орды.

Телеграм-канал "Твои герои, Саратов! ZOV" регулярно отчитывается о сборах гуманитарной помощи для "саратовских бойцов". Среди прочего население, бизнес и депутаты скидываются и на беспилотники. Только, по свидетельству родственников мобилизованных, эта гуманитарка далеко не всегда доезжает до места назначения. Точнее, почти никогда.

– Предыдущего командира 94-го полка, "Гору", дэнээровцы как раз поймали за руку на гуманитарке, – подхватывает тему Татьяна. – Он гуманитарную помощь, которую им присылали, своим бойцам продавал. Не только еду и медикаменты – бронежилеты, тепловизоры, печки-буржуйки. Доходят только именные посылки. И то недавно в "твоих героях…" появилось голосовое сообщение от одного из командиров: дорогостоящие предметы в именные посылки не класть.

– Я своему хотела "ночник" прислать, – говорит Гульнара. – Это прибор ночного видения. А он мне говорит: "Не дури, не трать деньги, ты его кому-нибудь "подаришь", а я его так и не увижу".

О продаже в магазинах "ДНР" и "ЛНР" гуманитарной помощи корреспонденту РС рассказывали и другие собеседники. По словам свидетелей, всё, что собирают с миру по нитке люди в России, потом оказывается на прилавках местных военторгов.

– Одна моя приятельница мне говорила как-то: у тебя, мол, муж хорошие деньги зарабатывает, – вспоминает Гульнара. – А я эту зарплату его, можно сказать, в глаза не вижу. Всё равно всё уходит потом обратно мужу, чтобы тот выжил на фронте.

Другого способа отправить на фронт гуманитарную помощь, без участия Янкловича, жены мобилизованных не знают.

– Фонд новый, "Защитники Отечества", появился на улице Киселёва, так они таким не занимаются, – говорит длинноволосая Ирина. – Я специально ходила, узнавала.

Саратов, фонд "Защитники Отечества"

Активная Катя уверена, что в тылу из спецоперации сделали бизнес. Она, да и все остальные жёны, считают, что пока "наши бойцы работают в условиях спецоперации", никакой победы не будет.

– У них боеприпасы под счет, потому что объявлена всего лишь "спецоперация", – говорит Катя. – Если Путин объявит войну, тогда будет боеприпасов в достатке и снаряжения. И тогда мы войну в два счета выиграем.

Гульнара – единственная из всех видела своего мужа после мобилизации. Он попал домой после тяжелого ранения на фронте. Прошел через десяток госпиталей, пока добрался до Саратовской области.

– Он должен был уйти в отпуск в мае – писал рапорт, потом еще раз летом писал, – рассказывает Гульнара. – Но его не отпускали. А сейчас вообще прямым текстом говорят: хочешь в отпуск – плати.

По словам жен мобилизованных, такса за отпуск варьируется от полка к полку. Чтобы получить положенные две недели, полевому командиру надо отдать от 60 до 100 тысяч рублей. Проверить эту информацию из других источников у корреспондента РС не получилось.

Все жены, которые общались с Радио Свобода, умоляют своих мужей "запятисотиться". 500 – это код для дезертиров. Каждая считает, что лучше живому мужику носить сухари в колонию, чем ждать, когда он выйдет на связь, и каждый день бояться, что муж погибнет.

Гульнара – многодетная мать, не могла лечь с ребенком в больницу, потому что остальных не на кого было оставить. Похожая ситуация и у активной Кати.

– Не могу лечь на операцию, потому что за мелким некому присмотреть, – объясняет она. – Наши родители уже старенькие. Они просто не справятся. Когда я просила мужа моего отозвать из части на время моей госпитализации, мне отказали. Военком сказал: "Его отзовут только в том случае, если вас не станет".

Муж Кати ушел добровольцем: через несколько дней после окончания частичной мобилизации пришел в военкомат и подписал контракт.

– Он говорил мне: "Я на полгода максимум, помогу мужикам и вернусь", – рассказывает она. – Он у меня Чечню прошел, "не могу в стороне оставаться". А теперь выясняется, что у него контракт бессрочный. И его оттуда никто не собирается отпускать. Мне невозможно его выдернуть, чтобы в больницу лечь. Этот "Рапира" не выпускает оттуда никого. Он сейчас вообще мужиков из госпиталей выдергивает и сразу на передовую.

"Война его искалечила"

Рассказчицы снова вспоминают истории: про погибшего 13 сентября солдата, который из-под пуль просил помощи и подкрепления, которого всё равно убили. Про погибшего два месяца назад мобилизованного с позывным "Пума" – только недавно его труп удалось вынести с поля боя, уже разложившийся. Пересказывают истории своих мужей о том, как им приходится иной раз буквально ходить между трупами.

– Тот человек, кого мы недавно хоронили, он, когда был жив, рассказывал, – начинает очередную историю Катя. – Он пошел искать воду своим – воды в части нет вообще, они там чуть ли не из луж пьют. Шел, шел, набрел на одиноко стоящий дом. Зашёл туда, а в доме полно трупов: и в специальных пакетах, и просто так. Вонь стояла невыносимая. Этот человек, спецназовец, рассказывал: "Я вылетел оттуда пулей, до ближайшей деревни, нашёл бухла и пил, пил, чтобы только забыть, сколько там народу лежало".

Собеседницы РС уверены, что их мужей на фронте пора менять. Но в качестве свежего пополнения на передовую присылают 19–20-летних контрактников, которые автомат не то что разбирать, держать не умеют.

– Я шла на похороны, а мой как раз уходил в наряд, работать, – говорит Катя. – Я стояла, смотрела, как трое детей погибшего стоят у гроба – старшему 19 лет, вспоминала, как муж рассказывал про этих пацанов. Какие из них стрелки? Я потом кладбище обошла, со мной истерика случилась, – большинству погибших лет по двадцать. Это же дети, дети!

– Мой Серёга, когда мы с ним созваниваемся, говорит, что лучше бы он "задвухсотился" и таким бы вернулся домой, – тихо говорит Гульнара, когда мы разговариваем с ней один на один. – Когда он был дома, первые две недели он просто пил и не хотел никого видеть. А сейчас объясняет мне: "Я не хочу, чтобы, когда я вернусь, ты бы меня боялась, а дети бы презирали". Война его искалечила. Девки не знают, какими вернутся их мужики. Это будут совсем другие люди.

Граффити на улице в Саратове

– Вы поймите, мы не против СВО, не против Путина, – уверяют пришедшие на встречу. – Война есть война. Но мы против того, чтобы так поступали с нашими мужьями. Они не профессиональные военные, а их бросают в самое пекло, где должны работать специально обученные люди. Мобилизованные же набирались в помощь, в поддержку, а не на передовую.

Это далеко не первое массовое обращение женщин с требованием вернуть мужей домой. Седьмого ноября во время митинга коммунистов в Москве на Театральную площадь вышли с пикетом жены мобилизованных. Собственную акцию им запретили проводить из-за ковидных ограничений, тогда порядка 30 родственниц солдат встроились в мероприятие коммунистов. Они развернули плакаты: с лозунгами "Мобилизованным пора домой" и "Справедливость – это дембель".

Несколько раз другие жёны мобилизованных записывали обращения с просьбой провести ротацию. Это было в марте, в июне, в октябре. Практически все они требуют разобраться с неправомерными действиями командования и надеются, что в этом поможет хотя бы огласка. Результатов пока нет. Прекратить так называемую "специальную военную операцию" и вывести войска с территории Украины жены мобилизованных по-прежнему не требуют.