В 2007 году у него обнаружили лейкемию. Для лечения нужна была пересадка стволовых клеток костного мозга. Врачи в Берлине нашли свыше 200 подходящих доноров. Во время проверки их крови на генетические мутации у одного из добровольцев обнаружили редкий тип белка. Люди с таким геном невосприимчивы к ВИЧ.
Тимоти Браун рассказал телеканалу Настоящее Время о долгих годах борьбы с вирусом и как еще один неутешительный диагноз оказался спасением.
"Я – первый и пока единственный человек в мире, излечившийся от ВИЧ.
Существует множество центров, ищущих способы борьбы с ВИЧ. Каждый делает это по-своему. Способ, которым я излечился, я бы не рекомендовал никому – это было очень трудно. Несколько раз я почти умер. Это совсем не весело. Было много боли, страданий. Я сказал себе, что выживу – и я выжил.
В 1995 году мой бывший партнер, и к тому времени уже друг, сказал, что он ВИЧ-положительный. Это разбило мне сердце.
Он посоветовал, чтобы я тоже прошел тест на ВИЧ. И я его прошел в том месте, где и он. Мои результаты оказались положительными.
У нас был незащищенный секс, и мы не особо думали, что можем заразиться ВИЧ. Я знал, что безопасный секс очень важен, что нужно использовать презервативы, но мы их не использовали. Мы просто прерывали половой акт. В то время люди не заморачивались по поводу презервативов.
Сейчас у меня иммунитет к ВИЧ, поэтому я пользуюсь презервативами только, когда мой партнер об этом попросит.
В общем, в 1995 году я узнал о своем ВИЧ, а в 2006 у меня обнаружили лейкемию. Мне нужно было пройти четыре курса химиотерапии. К несчастью, во время третьего у меня начался сепсис, и меня ввели в искусственную кому. Я надеялся, что мне больше не придется проходить химиотерапию, потому что моему организму, очевидно, это не очень нравилось.
Тем временем нашелся донор [стволовых клеток]. Мою кровь проверили и отправили в донорский банк стволовых клеток. У меня была очень высокая совместимость со многими потенциальными донорами, и у моего лечащего врача возникла идея найти донора с иммунитетом к ВИЧ.
Есть генетическая мутация под названием ССR5 Дельта 32, и люди, которые унаследовали эту мутацию от обоих родителей, это называется гомозиготной мутацией, такие люди имеют иммунитет к ВИЧ. Около 1% североевропейцев имеют такую мутацию, такого нет нигде в мире (у поморов на российском севере этот вид гомозиготной мутации составляет 3%, на Ближнем Востоке 0.2% – НВ).
И мы нашли такого человека. Это был мужчина из Германии, который жил где-то рядом с Кельном. Я мало о нем знаю, кроме того, что он откуда-то из-под Кельна. Он был студентом Университета Нью-Йорка. Он был в США, когда с ним связались. И он согласился помочь мне.
Сперва я отказался от трансплантации (стволовых клеток), потому что шансы успешной операции были около 50 процентов. Я мог принимать лекарства от ВИЧ всю оставшуюся жизнь, и, возможно, жить достаточно здоровой жизнью. Все было в порядке, у меня не было никакой лекарственной устойчивости, но где-то в конце 2006 года у меня случился рецидив. И я решил, что все же придется согласиться на трансплантацию.
Трансплантация стволовых клеток была экспериментом, ни у кого не было представления, как она подействует. Никто не знал, сработает или нет, я был подопытным кроликом.
Я не заплатил за лечение ни копейки, за все платила моя страховая компания. Мне очень повезло, что я лечился в Германии. Если бы я лечился в США, то был бы уже мертв. Скорей всего они бы посчитали неэтичным, потому что это был эксперимент. В Германии охотнее идут на риск в таких вещах. Иногда это срабатывает, иногда нет. В моем случае сработало.
Множество выдающихся ученых работают над созданием лекарства, но я не думаю, что найдется один универсальный способ лечения ВИЧ. То, как пришел к этому я – было очень опасно, и мне сильно повезло. Мне сильно повезло, что я остался жив.
До излечения от ВИЧ я работал и старался не думать о своем статусе, просто принимал лекарства – и все было хорошо. В Берлине можно говорить открыто о своем ВИЧ-статусе. Например, я рассказал все своему боссу и своим коллегам, тогда я работал в кафе. Все мои коллеги знали об этом. Конечно же, я не кричал на весь ресторан: "Эй, я ВИЧ-положительный!" Ничем хорошим это бы не закончилось.
В то время я не вел никакой политической активности. Но после лечения и периода восстановления, я решил, что должен говорить об этом, должен убедиться, что я не останусь единственным [исцеленным]. С 2011 года я этим и занимаюсь. Я понял, что не смогу жить спокойно, если хотя бы не попытаюсь убедиться, что я не единственный.
Я боялся проходить тест, потому что раньше диагноз ВИЧ был смертным приговором. Если у тебя нашли ВИЧ – через пару лет ты труп. Друг, который и посоветовал мне пройти тест, сказал: "Ты знаешь, возможно, через пару лет мы умрем". Это было страшно.
Сегодня же с таким диагнозом жить можно. Если принимать лекарства, продолжительность жизни может быть такой же, как у человека без ВИЧ. Единственное, тебе придется принимать лекарства каждый день до конца жизни. И это отстой. Что я хочу донести до всех – если удалось излечиться однажды, то это вообще возможно. Излечение возможно. Вылечить ВИЧ возможно. И я надеюсь, что ученые найдут способ вылечить ВИЧ".
