После Кима – Путин? Вероятность примирения России и США

Президент США Дональд Трамп может встретиться с российским президентом Владимиром Путиным летом нынешнего года в одной из стран Европы. Об этом пишет The Washington Post со ссылкой на высокопоставленный источник в администрации Трампа. В июле Трамп будет в Европе на совещании руководителей стран НАТО. Среди возможных мест встречи чаще всего называют Вену.

Парой дней ранее появилась еще более "пикантная" информация на тему "Дональд Трамп и Россия". По данным портала Buzzfeed, ссылающегося на анонимные источники, президент США якобы заявил своим партнерам по "большой семерке" во время недавнего саммита этой организации в Канаде: "Крым принадлежит России, ведь там все говорят по-русски". Очень вероятно, что это лишь слух, но характерный: на фоне сообщений о дипломатической подготовке встречи Трампа с Владимиром Путиным возможное российско-американское "потепление" вновь становится актуальной политической темой.

Отношения США и России при администрации Трампа напоминают качели. Само избрание нынешнего президента США в России встретили чуть ли не с ликованием: в ходе предвыборной кампании Трамп не раз положительно отзывался о Путине и обещал немедленную "оттепель" в отношениях с Москвой. Этого не произошло – наоборот, в последние полтора года американские санкции против России несколько раз ужесточались или продлевались. Каждый раз для этого требовалась подпись президента Трампа, и он ставил ее – с охотой или с сожалением, судить трудно. При новой администрации американские войска дважды наносили ракетные удары по военным объектам союзника России – сирийского режима Башара Асада, обвиненного в химических атаках против мирного населения.

В ноябре 2017 года, накануне краткой встречи с Путиным в кулуарах международного саммита во Вьетнаме, Трамп – по обыкновению кратко, экспансивно и в формате твита – сформулировал свой подход к отношениям с Россией:

​Когда уже наконец все эти ненавистники и дураки поймут, что добрые отношения с Россией – хорошая, а не плохая вещь. Заниматься политиканством – плохо для нашей страны. Я хочу решить [проблемы] Северной Кореи, Сирии, Украины, терроризма, и Россия может быть здесь очень полезна!

Однако этой весной, в разгар скандала с отравлением Сергея и Юлии Скрипаль в Великобритании, которая обвинила в преступлении российские власти, американский лидер занял весьма жесткую позицию, осудив Москву в совместном заявлении с лидерами Британии, Германии и Франции. Далее последовали американские санкции против российских олигархов. Затем во внешнеполитической деятельности Вашингтона всё оттеснила на задний план подготовка встречи Дональда Трампа с северокорейским вождем Ким Чен Ыном. Еще до того, как она состоялась, из дипломатических кругов начали поступать сигналы о том, что не за горами следующий "исторический" саммит – с Путиным. (До сих пор самой длительной была первая встреча двух президентов – в июле прошлого года в кулуарах саммита G20 в Гамбурге).

Историк-американист, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла в интервью Радио Свобода говорит, что даже если саммит Трамп – Путин действительно состоится, полномасштабное примирение России и США вряд ли близко. Причины тому следует искать скорее в Москве, чем в Вашингтоне:

– Много говорят о том, что готовится встреча Дональда Трампа и Владимира Путина. Называют разные даты, разные места, наиболее часто – первую половину июля и Вену. На ваш взгляд, насколько такая встреча реальна и кому из двух президентов она в данный момент нужнее?

– Я думаю, что встреча реальна, хотя не уверен, получится ли организовать ее так быстро. В ней заинтересованы и Трамп, и Путин, но по-разному. Трамп может указывать потом на этот саммит своим избирателям как на некий внешнеполитический триумф: какие-никакие договоренности по поводу Северной Кореи, а теперь еще и Россия. Для Трампа это важно, потому что он явно хочет переформатировать внешнюю политику Соединенных Штатов, исходя из своих внутриполитических взглядов. Ему важны символические события, связанные с теми странами, по поводу которых многие американцы испытывают страх или опасения. Среди них – Северная Корея и Россия. Трамп, вернувшись со встречи с Ким Чен Ыном, заявил: американцы могут спать спокойно. Вот это примерно то, что ему важно, послание, которое он хочет донести.

Для Путина возможная встреча тоже может оказаться важной, потому что, несмотря на всю антиамериканскую риторику, я думаю, Кремль хотел бы, тем не менее, вести с США дела. То есть риторика риторикой – это для внутреннего потребления, но санкции-то болезненные, американская экономическая удавка ощущается (вспомним, что произошло с "Русалом" Олега Дерипаски), политическое давление тоже неприятно. Поэтому любое ослабление такого давления со стороны США, любой символический жест будет означать в интерпретации Кремля, что Россия якобы вышла из положения изгоя, в котором она оказалась после аннексии Крыма. Это в любом случае выигрыш с точки зрения российских властей.

​– За этот выигрыш ведь тоже придется чем-то заплатить. Что Москва может предложить в данной ситуации? Или все ограничится, как в случае со свиданием Трампа и Ким Чен Ына, некой декларацией "за все хорошее против всего плохого", которую каждая сторона может толковать, как ей будет угодно, а миру преподнести как большой успех?

– Вы правильно вспомнили встречу с Кимом. Это конечно, в определенном смысле обнадеживающий для Кремля знак. С другой стороны, мне представляется, что Кремль готов на какие-то компромиссы, несмотря на то, что говорят его пропагандисты. Я могу предположить, что в ряду тех проблем, вокруг которых может пойти торг, конечно, будет Сирия. Может быть, какие-то шаги на востоке Украины или что-то еще. Это спекуляции, потому что, конечно, у меня нет подробной информации. Но я уверен, что ко встрече с Трампом российская внешняя политика заготовила кое-какие предметы для торга. Потому что на Трампа в Москве совершенно очевидно смотрят как на бизнесмена, человека, который готов к торговле. Иное дело, согласится ли он с "коммерческими" предложениями Москвы.

​– Можно ли сравнить нынешний уровень взаимного недоверия между российской и американской политической элитой с поздней фазой "холодной войны", временем перед приходом Горбачева?

– Политические элиты тоже частично являются жертвой собственной пропаганды или собственных политических дискурсов. Впечатление такое, что и в Америке, и в России есть взаимное ощущение непредсказуемости. К тому же Трамп, по-моему, тщательно свою непредсказуемость лелеет и пестует. И этой непредсказуемости больше, чем было на последнем этапе "холодной войны". Потому что по меньшей мере со времен Карибского кризиса и до 80-х годов главное, над чем работали обе стороны, – это чтобы не дай Бог не быть неправильно понятым. Сегодня об этом особо никто не беспокоится. С другой стороны, и там, и здесь часть элит отделяет враждебную риторику от реальной прагматики российско-американских отношений. Значительная часть споров вокруг России в США, как и значительная часть антиамериканизма в России – это продукт для внутриполитического потребления.

– Я хочу в этой связи вспомнить недавнюю статью бывшего посла США в Советском Союзе и России Джека Мэтлока в издании Nation, в которой он обвиняет значительную часть американских элит и средств массовой информации ни больше ни меньше в "русофобском безумии". Вы согласны с такой резкой оценкой?

– Я бы сказал, что дело не в русофобии, а в том, что за тему российской угрозы ухватились в США в разгар внутреннего кризиса, она стала важным аргументом в борьбе вокруг президента Трампа, его избрания, потом его деятельности. Российскую угрозу оппоненты Трампа надули как шарик, раздули до каких-то апокалиптических размеров. По внутриполитическим причинам очень многое ломается из того, что можно было бы не ломать в отношениях России и США, очень много создается дополнительных преград. В этом смысле я с Мэтлоком согласен. Я не скажу, что это русофобия, но это использование фактора России во внутриполитических целях.

​– Противники президента Трампа делают упор на предполагаемом российском вмешательстве в избирательные процессы в США, на возможность сговора между людьми из окружения Трампа и Кремлем, на все эти скандалы, из-за которых начато специальное расследование Роберта Мюллера. Вы считаете, что у этих политических деятелей, аналитиков, журналистов все аргументы – на уровне воздушного шарика?

– Я думаю, что интенсивность, с которой это всё обсуждается, не соответствует поводу, который для этого используется. Я думаю, что вмешательство могло быть. Но даже если предположить, что практически все обвинения, которые выдвинуты по этому поводу, правдивы, все равно это не объясняет нескончаемый высокий эмоциональный накал обсуждения этих событий в Соединенных Штатах. Он связан не с тем, что сделала или не сделала Россия, а с тем, что часть американского общества не готова принять Трампа в качестве президента. В другой ситуации, пусть российское вмешательство даже было бы полностью доказано, оно стало бы поводом для того, чтобы реформировать систему кибербезопасности, принять какие-то контрразведывательные меры. Но полуторалетнего интенсивного изображения России как вездесущей угрозы не было бы.

– Это если бы победила Хиллари Клинтон?

– Да, например. Не было бы такого скандала на эту тему. Я не хочу защищать российскую внешнюю политику, Кремль за последние годы сделал немало, мягко говоря, сомнительных вещей с точки зрения международного права – один Крым чего стоит. И что же? Первоначально, в 2014 году, США приняли очень сдержанную систему санкций. И основная волна резких публикаций на российскую тему в американской прессе пришлась уже на период после избрания Трампа. Да, Россия дала повод для этого взрыва, но повод и причина – разные вещи. Причиной было не российское вмешательство как таковое. Внутренняя политика все-таки для американцев гораздо более важна, чем внешняя. Это механизм, который используется часто, когда в той или иной стране возникает кризис: очень удобно решать внутриполитические проблемы с помощью какой-то страшилки, которая, мол, из-за рубежа влияет на нашу политику. Это то, что происходит сейчас и в США, и тем более в России.

​– Представим себе, что американское руководство решит последовать советам Джека Мэтлока и начнет восстанавливать более приемлемый уровень отношений с Россией. Будет ли Вашингтону с кем всерьез разговаривать? Вы сами упомянули, что за последние годы Кремль сделал ряд вещей, не стыкующихся с международным правом. Напомню, что у президента Рейгана в 80-е годы реальный диалог начал выстраиваться только с Горбачевым, новым человеком у власти. А с "кремлевскими старцами" в начале 80-х диалога как-то не получалось. Вы не видите в этом проблемы – в том, что нынешний Кремль просто недоговороспособен?

– Вижу, и это на самом деле главная проблема. Несмотря на то, что мы с вами только что обсуждали, на весь этот накал околороссийских споров в США, ключи к возможному сближению находятся не в Белом доме, а в Кремле. Американское общество пребывает в кризисе идентичности. А кризис, как мы знаем по прошлым таким периодам, – это время, когда отношение к другой стране, в данном случае к России, может качнуться в любую сторону. Вы привели пример перестройки. Если вдруг завтра в России начнется что-то вроде перестройки, то нынешняя Америка легко может за короткое время перейти от неприязни к большим надеждам по отношению к России. Но в России, увы, всё стабильно. Это, наверное, хорошо с чьей-то точки зрения, но перемен в отношениях с США эта стабильность не сулит. Что может сделать Кремль, какие широкие жесты или шаги, которые смогли бы повлиять на американское мнение? Я не уверен, что у Москвы есть такие ресурсы. Мы видим, что Кремль вовсе не расположен к резким изменениям курса, к либерализации. Сохраняя всё по-старому внутри страны, Путин вряд ли захочет как-то по-другому играть на международной арене. Добиться снятия санкций – да, это было бы для Кремля хорошо. Но готовности ради этого чем-то пожертвовать или серьезно изменить свои политические установки не видно.

​– Почему же тогда Дональд Трамп так упорно предлагает другим западным политикам привлечь Владимира Путина к диалогу? Он об этом говорил на недавнем саммите "большой семерки". Чем Путин так мил и близок Трампу – если даже отбросить подозрения, которые выдвигают оппоненты Трампа, я имею в виду теорию "сговора с Россией"?

– Как критики Трампа используют Россию во внутриполитических войнах, так и Трамп готов ее использовать, только по-другому. Россия снова актуализировалась в Соединенных Штатах в качестве "конституирующего другого" – страны, отношение к которой является важной частью американской идентичности, представления о самих себе. Трамп фактически ведет бои за другую американскую идентичность. Он, может быть, ошибается или льстит себе, когда себя с Рейганом сравнивает. Но определенные параллели, как раз связанные с Россией, тут есть. Совсем недавно на конференции в Горбачев-фонде один из американских участников рассказывал, как в 1983 году Рейган собрал советников и говорил о том, что ему нужно сближение с Советским Союзом. До всякого Горбачева еще. Он эту цель поставил почти в то же самое время, когда называл Советский Союз "империей зла". Рейган искал пути сближения не потому, что ему нравился Советский Союз, а потому, что перед Рейганом стояла задача в чем-то похожая на ту, которую сейчас решает Трамп. А именно: изменить, улучшить американское самоощущение, самоуважение.

​Рейган пришел после кризиса 70-х годов. Было очевидно, что надо восстанавливать веру американцев в себя, в свое место в мире – и для этого важно изменить отношения с главным соперником, потенциальным противником и "конституирующим другим", то есть с Советским Союзом. Трамп, кстати, шел на выборы с рейгановским лозунгом "Вернем Америке величие" (Let’s make America great again) – это из тех времен. Видимо, его идея в том, что улучшение отношений с Россией поможет изменить внутриамериканскую расстановку сил. Если вдруг окажется, что Трампу удалось чего-то добиться в российско-американских отношениях, чего, скажем, не удалось Обаме, то Трамп, конечно, это запишет себе в актив. Мало того, это будет не внешнеполитический актив, а внутриполитический, его победа в этих культурных битвах, которые он ведет на разных фронтах внутри США. В этом контексте Россия сама по себе, как и Северная Корея, совершенно вторична для Трампа. Его цель – какой-то символический успех в отношениях с Москвой, который он сможет использовать в своей стране.

​– И Трамп, и Путин явно предпочитают двусторонние сделки многосторонним переговорам, а личные договоренности лидеров – сложным концептуальным международным соглашениям. Можно сказать, что мы благодаря этому присутствуем при изменении всего стиля мировой политики и дипломатии в сторону архаизации? Раньше когда-то договаривались между собой о мире и войне скорее государи при поддержке дипломатов, чем государства как сложные политические системы. Сейчас мы движемся в эту сторону?

– Я бы скорее сказал, что опять возрастает роль государств по сравнению с межгосударственными объединениями и международными организациями. Тот международный порядок, который вырос после Второй мировой войны, в котором есть ООН, есть военные организации вроде НАТО, есть режим ядерного нераспространения, запретов на испытания какого-то оружия – всё это вдруг стало проседать, потому что государства захотели вернуть себе субъектность. Это, конечно, больше всего видно в позиции Соединенных Штатов, в изменении политики России, это очень явно проявилось в Брекзите. Правые политики, которые усиливают свое влияние во многих странах, как раз за это. А вот международные организации, в том числе Европейский союз, в последние годы теряют часть того влияния, которое оно приобрели к своему пику – лет 10 назад.

Всё это возвращает нас в каком-то смысле в ситуацию более чем столетней давности, до Первой мировой войны, когда еще и Лиги наций не было, а каждое государство предпочитало двусторонние соглашения каким-либо международным режимам. Это тревожно, потому что из той ситуации выросли обе мировые войны. Хотя, наверное, те, кто готов защищать такой "суверенный" подход, скажут: извините, но еще раньше мир жил в такой обстановке относительно спокойно сто лет – от наполеоновских войн до Первой мировой, почему бы не вернуться к этой системе отношений? Что же касается стиля личного общения политиков, склонности к персонализму, то мне кажется, это просто стиль авторитарных лидеров, они всегда к этому склонялись, – считает историк-американист Иван Курилла.