Для чего была создана Организация тюркских государств, в которую входят три соседа Таджикистана? Может Таджикистану стоит присоединиться к Тюркскому Союзу в качестве дружественного нетюркского государства? Или просто проигнорировать его, ожидая, что этот союз постигнет судьба так и не состоявшегося Союза персоязычных государств? В первой части Камолуддин Абдуллоев рассуждает об исторических корнях (пан) тюркизма в Средней Азии, и о политике Турции в отношении нашего региона.
Во второй части автор говорит о попытках турков реализовать в Восточной Бухаре свой сценарий образования «тюркской империи от Босфора до Индии»:
В Оттоманской империи пантюркизм как геополитическая доктрина объединения тюрков как внутри страны, так и по всему миру, дал о себе знать в 1914-1922 гг., особенно когда Турция, будучи союзницей Германии и Австро-Венгрии в Первой Мировой войне, освобождала северо-восточную Анатолию и пошла далее на «русский» Кавказ. В сентябре 1918 г. турки оккупировали Баку. Вдохновленный этой победой, министр обороны Энвер Паша объявил о создании Кавказской Исламской армии. Своим дальним прицелом она видела Среднюю Азию.
Однако война истощила все ресурсы Турции, и она не смогла укрепиться в Закавказье, не говоря о продвижении на восток. Турция вышла из войны и инициатива в регионе Каспия перешла к Великобритании. В августе 1918 г. персидско-российскую границу перешел отряд британо-индийских войск во главе с генерал-майором Вилфридом Маллесоном. Вместе с местными антисоветскими силами 14 октября он разбил советские войска в туркменской Каакхе. Произошло невиданное: Великобритания не только впервые вошла в «сферу российского влияния в Средней Азии», но и вступила в бой с русскими войсками.
Появление англичан в Ашхабаде вселило надежду туркестанским националистам, а также эмиру Бухары Саид Алим Хану, которые умоляли англичан продвинуться на несколько сотен километров на восток и оккупировать Ташкент и Бухару. Однако англичан беспокоила лишь безопасность своих индийских границ и контроль над Афганистаном. Они опасались, что вакуум власти на окраинах бывшей империи после ухода оттуда России приведет к хаосу и восстанию «мусульман-фанатиков». Разумеется, англичане продолжали считать Россию своим противником в регионе. Однако они не видели какую-либо устраивающую их общенациональную силу, на которую можно было положиться в стремлении покончить с российским господством в Средней Азии. Не видели они и движения за национальное самоопределение. Басмачество, в силу наличия в нем сильной исламской составляющей, они таковым не считали.
Регион в самом деле раздирали глубокие противоречия, которые сохранились и поныне. Если элиты Ташкента, Коканда все еще считали себя частью России и, повернувшись к Бухаре спиной, не помышляли о независимости, то эмир Бухары хоть и ненавидел большевиков, мечтал лишь о том, чтобы Британия вступила в войну против Советской России, и таким образом он мог бы перейти под английское покровительство, на манер индийских раджпутов, согласившихся на британский суверенитет в обмен на местную автономию и гарантию защиты от внешней агрессии. Помимо туркестанских элит и эмира, было еще и басмачество, представленное ферганцами и бухарской периферией: полукочевыми узбекскими племенами, тюрками Балджувона, узбеками и таджиками Гиссара и Куляба, а также «исламски заряженными» таджиками Каратегина, Дарваза и Матчи. Не знакомые с национализмом и тем более с (пан) тюркизмом, они жили в традиционных обществах, ценили нангу номус и гайрат (честь, совесть, самоуважение), охраняли целостность и безопасность общин, женскую честь. В отличие от туркестанцев, бухарцы сроду не видели русских, к тому же хозяйничавших в Бухаре как у себя дома, и потому требовали немедленного их удаления. Джадидов они считали «кафирами» и коллаборационистами. Однако лишенные надлежащего руководства и продуманной стратегии, бухарские повстанцы зачастую скатывались к разбою, внутренним распрям и противопоставлению себя мирному населению.
Итак, регион не рассматривался самостоятельным геополитическим субъектом ни Великобританией, ни Россией. В конце-концов, Англия решила оставить столь сложный регион за Россией, пусть даже советской, и вывела свои войска из Туркмении в апреле 1919 г. Так, благодаря косвенной поддержке Антанты, к концу 1920 г. Советская власть укрепилась как на Кавказе, так и в Средней Азии, включая Хиву и Бухару, где произошли «революции».
В такой ситуации Энвером и его сторонниками в Бухаре было принято решение пойти на сближение с Россией под предлогом общей борьбы против английского империализма. Далее последовал новый резкий поворот: минуя русских к басмачам. Разочарованный холодным приемом большевиков, которые в своей турецкой политике сделали ставку на Мустафу Кемаля, 8 ноября 1921 г., Энвер перешел к басмачам. Плохо разбиравшемуся в истории и культуре Средней Азии, они ему представлялись «вооруженными революционерами». Однако ему был оказан холодный прием. Лидер узбеков-локайцев Ибрагимбек немедленно арестовал Энвера и держал его при себе почти три месяца. Турков, этих европеизированных выпускников военных академий, неоднократно грабили басмачи на дорогах Восточной Бухары. Хотя, не без помощи Алим Хана с начала марта 1922 г. Энвера все же признали «главнокомандующим муджахедов Бухары», почти шестимесячное турецкое правление Восточной Бухарой нельзя признать удачным ни в военном, ни в гражданском отношениях. Попытки турков заставить бухарцев учиться, подчиняться военной дисциплине, развивать торговлю, экономику и даже разрабатывать природные ресурсы, встречали непонимание, саботаж и протест. Особенно упрямыми и несговорчивыми проявили себя локайцы Ибрагимбека, которого Энвер в своей переписке осыпал страшными проклятиями. До середины 1920-х гг. Ибрагимбек контролировал Куляб, Вахш, Гиссар, Сурхандарью и вел свою игру. Он видел силу Красной Армии, и охотно вступал с русскими в переписку с тем, чтобы вынудить их вывести войска, не доверял туркам, появившимся в его «владениях» в компании ненавистных джадидов и красных отрядов. Ибрагимбек демонстрировал лояльность экс-эмиру Алим Хану, скрывавшемуся за рекой – в Кабуле, и считался с авторитетом мулл и старейшин. Но в то же время, он тратил много сил на борьбу с соперниками – таджикскими вождями Каратегина и Дарваза, которые, парадоксально, поддержали Энвера, и не раз вступали в бои против узбеков на стороне турков. Во многом из-за оппортунизма и упрямства Ибрагимбека, авантюра Энвера закончилась провалом. После его гибели 4 августа 1922 г., шаткая коалиция турецких офицеров, джадидов-либералов, бывших эмирских чиновников и полусамостоятельных территориальных отрядов басмачей, сплоченных харизмой Энвера, рассыпалась. Вместе с ней провалилась и фантастическая идея образования «тюркской империи от Босфора до Индии».
Возвращаясь к Тюркскому Союзу образца конца 2021 г., позволю себе предположить, что современные тюркоязычные государства Центральной Азии отдают предпочтение национальной – узбекской, казахской, туркменской, киргизской, каракалпакской - идентичности, а не наднациональному пантюркизму, который для них является лишь абстрактной романтической идеей. Да и в самой Турции, тяготеющей к Западу, пантюркизм как «восточная» идея, имеет не так много сторонников. Современный турецкий историк и политик, потомок выходцев из Средней Азии Ахат Андижан, например, считает, что региону Центральной Азии необходимо создать собственную федерацию, к которой могут присоединиться нетюркские Таджикистан и даже Монголия. Он уверен, что пока не появится такая федерация, страны региона будут оставаться слабыми, делающими то, что им прикажут крупные державы, имея ввиду Россию и Китай.
Трудно с ним не согласиться.