Генеральная прокуратура Украины официально предъявила девяти российским военным подозрения в "нарушении законов и обычаев войны, сопряженных с умышленным убийством". По версии следователей, они причастны к созданию "подвала смерти" в селе Ягодное Черниговской области, где более 300 мирных жителей были вынуждены жить почти месяц, пока продолжалась российская оккупация. Самому маленькому обитателю подвала было 1,5 месяца, самому пожилому – 93 года. За 26 дней десять узников "подвала смерти" умерли.
"Я написала на двери свой ник в инстаграме где-то на второй неделе нашего пребывания в подвале. Я познакомилась там с одной девочкой. Решила написать его, чтобы она могла потом найти меня, если я уеду, а она останется", – говорит Валерия Видковская, жительница села Ягодное Черниговской области Украины, которая 26 дней провела в подвале местной школы в плену у российских военных. Вместе с ней там все это время жили еще более 300 человек. Больше 10 из них за это время умерли.
По этому написанному на двери нику мы нашли Валерию и записали ее рассказ.
Снимок Видковская сделала в самом начале апреля, когда российские военные отступили из расположенного на ведущей из Чернигова в Киев трассе села. Раньше было нельзя – за мобильный телефон могли расстрелять на месте. На двери также нарисован календарь этого страшного месяца, во время которого 300 с лишним жителей Ягодного пытались выжить в подвале, куда их согнали под дулами автоматов 4 марта. "Наши пришли" – гласит надпись, сделанная 31 марта, но и после этот отсчет дням не был прекращен: люди оставались под землей, потому что их дома были разрушены или заминированы, а отступающая российская армия не прекращала обстреливать Чернигов и его пригороды.
По бокам от календаря – фамилии тех, кто погиб в подвале от голода и болезней (справа) и "наверху", в результате обстрелов или будучи убитым россиянами, которые в каждом мирном жителе Ягодного подозревали "нацистов" или наводчиков украинской армии.
8 июня генеральный прокурор Украины Ирина Венедиктова написала в фейсбуке, что ее ведомству удалось идентифицировать уже девять российских военных, устроивших в Ягодном "подвал смерти". Все они, по ее словам, служили в 55-й отдельной мотострелковой бригаде из Республики Тува. Их подозревают в "нарушении законов и обычаев войны, сопряженных с умышленным убийством". Некоторых из подозреваемых вспомнила по опубликованным Венедиктовой фотографиям и Валерия Видковская. "Самый первый снимок – это тот первый бухой тувинец, который спускался к нам в подвал и собирался стрелять в подвале по телефонам, да и все остальные тоже там были", – рассказывает она Радио Свобода.
Пользуясь тем, что украинское агентство УНИАН опубликовало даты рождения этих людей, мы нашли некоторых из них в социальной сети "ВКонтакте" и подтвердили их личности. Никто из этих людей или их родственников не ответил на сообщения Радио Свобода. У некоторых, например, у Назыты Монгуша, в ленте есть совсем свежие фотографии, по которым сложно сказать, что этот человек еще недавно воевал в Украине.
"В 6 утра позвонила мама, сказала, что началась война"
Валерия Видковская рассказывает, что прихода российских войск в Ягодном ждали – но были уверены, что основной целью армии станет Чернигов, а в селе будет относительно безопасно.
"Когда это началось, 24 февраля, я была в Чернигове. Мне в 6 утра позвонила мама, разбудила, сказала: началась война, езжай домой, в селе будет безопасней. Минут через 20 недалеко от своего дома в Чернигове я услышала взрыв, испугалась. Мы поехали домой. У меня папа живет в Чернигове, и он отвез меня к маме. Когда была воздушная тревога в Чернигове, мы в Ягодном спускались в погреб. Русские зашли в село 3 марта, а мы там были с 24 февраля. Мы привезли в Ягодное из Чернигова бабушку и дедушку, он инвалид, после инсульта. Они не могли спускаться во время бомбежек, поэтому папа оставался с ними в доме.
Третьего числа днем, где-то после обеда, мы услышали автоматные очереди. Мы с мамой, младшим братом и соседями спустились в погреб. Тут прибежал папа и сказал, что русские зашли в село, чтобы мы закрыли дверь на ключ. Мы сидели и почти не шевелились всю ночь, потому что через пару часов уже было слышно, что по двору кто-то ходит, и они говорили не на русском языке. Было непонятно, кто это и что это за речь. Мы сидели, не шевелились, обложились куртками, чтобы не шелестеть, выключили свет. Так мы просидели всю ночь и слышали, что кто-то подходит к двери, дергает за ручку. И только где-то в 5 утра нам уже начали выбивать дверь. Когда ее выбили, мужчина просто посветил в погреб фонариком, ничего не увидел и крикнул: "Если кто-то тут есть – говорите, или кинем гранату". Соседская девочка сразу начала кричать: "Не надо – тут только дети и старики!" Тогда он уже сам спустился, приказал отдать все телефоны, забрал их и поднялся обратно к людям, которые стояли наверху. Они расстреливали телефоны из автоматов, предварительно вынув из них сим-карты. Там потом образовалась огромная куча разбитых телефонов. У одной девочки был 13-й айфон, его забрал военный, начал разбивать. К нему подбегает другой и говорит: "Ты что, долбо***! Ты знаешь, сколько этот телефон стоит?!" У кого были дорогие телефоны, они вызывали якобы "от ФСБ" и требовали говорить пароль от телефона и аккаунтов.
Тот первый мужчина спросил – нужна ли нам вода. Мы сказали, что у нас есть. Через пару часов к нам спустились другие люди, спросили то же самое – кто здесь, сколько человек, забрали ли у нас телефоны? Еще через час они сказали выходить и выгнали нас из погреба под дулами автоматов. Я помню, как мы выходили. Нам разрешили забрать какое-то одеяло в доме. Мы поднялись в подъезд, у нас двухэтажный дом по четыре квартиры. Двери везде были просто вырваны. Мы забрали одеяла. До школы, где россияне оборудовали штаб, от нашего дома идти минуты три. Мы увидели, что они снесли заборы, поставили несколько танков, БТРы стояли во дворе. Мы выходили через улицу – в ряд стояли тувинцы-военные, и везде была куча техники.
Мы шли, они улыбались. Когда мы почти уже дошли к школе, был какой-то взрыв. Мы тогда от страха присели, а они только ржали над нами. Когда мы спустились в подвал школы, там уже были еще несколько человек.
"Вы тут будете долго сидеть"
Валерия Видковская рассказывает, как был обустроен ежедневный быт пленников "подвала смерти" и как ее отец прошел "проверку".
"Это был школьный подвал, спортзал. Первых, кто пришел, сначала поселили в большом зале: поставили ведро для туалета, дали газовую горелку, чтобы что-то разогреть. Мы взяли с собой быстрозавариваемую еду какую-то, соседка даже успела вареники взять. Бабушка и дедушка наши в подвал идти отказались, потому что дедушка не смог бы дойти. В ту первую ночь, когда военные начали выбивать двери, бабушка сначала хотела открыть, но поскольку она долго шла к двери, то по двери начали стрелять, и она побоялась подходить. У соседей быстро двери открыли, а у нас была бронированная. Когда они зашли, начали ходить по квартире, спрашивать – есть ли водка и сигареты. Все забрали и сказали повесить на дверь красную тряпку – это будет означать, что эту квартиру они уже проверили и их "не тронут". Но за эту ночь (бабушка считала) зашло еще 11 компаний, которые искали водку и сигареты. Спустя неделю, может быть меньше, дедушку перевезли на сельской тачке к нам в подвал, и тогда папа с бабушкой тоже спустились.
Папе моему 40 лет. Его вывели во двор, раздели, обыскали. У нас на машине были ленточки в цветах украинского флага, они подумали, что это что-то типа территориальной обороны или что-то еще. Ставили его на колени, пускали над головой очередь, но все обошлось. Мы на самом деле уже после начала войны собирали вещи военным, возили на блокпосты, помогали.
На первом этаже школы российские военные сделали себе штаб. У всех новых людей, которых они приводили, они тоже забирали телефоны. Они постоянно спускались в подвал бухие и говорили: "Давайте телефоны или расстреляем! Кто-то из вас не отдал телефон. Кто-то из вас наводчик. Если не найдем, всех расстреляем!" Только один парень еще 3-го числа успел закопать свой телефон у себя в огороде. Как потом оказалось, в подвале один человек тоже успел спрятать телефон. Это он сделал ту фотографию, на которой видно, как много людей там сидело.
В подвале было четыре-пять комнат по 15–20 квадратных метров и напротив большой школьный спортзал. Они сказали: "Посидите тут. Если мы через два дня не уйдем, это все затянется, вы тут будете долго сидеть".
Мы спустились в подвал. Там было поначалу очень холодно, мы спали в куртках под несколькими одеялами. Было пыльно, холодно. Этот подвал использовали просто под склад ненужных вещей – рамы от окон, поломанные стулья. Когда уже много людей собралось, на этих поломанных стульях все и спали: кто на полу, кто на стульях. Когда людей было еще мало, мы решили быть в одной комнате – 17 квадратных метров, а зал использовать как туалет и кухню. На наделю хватило того, что мы взяли, – овсянка, консервы какие-то. Потом военные принесли нам газовую горелку, чтобы мы могли разогревать это все. Дня четыре вытаскивали всех из подвалов и сводили туда. Так получилось, что даже в коридоре спали люди. В нашей комнате было 40 человек, из них три грудных ребенка. Все приходили сразу семьями.
Когда мы вышли, мы узнали, что четырех парней расстреляли. Их сначала пытали, у них были поломаны руки, ноги, челюсти, они были убиты выстрелами в затылок. Потом Красный Крест раскапывал могилы, и оказалось, что убитых было еще больше. Когда людей сводили в подвал, они говорили, что, пока шли, видели тела и узнавали по элементам одежды, что это их сосед, что его застрелили. Они рассказывали, что кто-то пытался бежать, они их расстреливали".
На фотографиях, которые Валерия Видковская сделала после ухода российской армии из Ягодного, стена с детскими рисунками и надписью "Нет войне".
"Половина здания была занята школой, а половина – это был детский садик. Нам разрешили забрать какие-то детские вещи оттуда. Дети позабирали конструкторы, игрушки и краски", – рассказывает Валерия.
"Будят человека – а он уже холодный"
По словам Ирины Венедиктовой, всего в "подвале смерти" в Ягодном умерли 10 человек. Еще 17 были убиты российскими военными "наверху". В подвале умирали в основном пожилые люди – из рассказа Валерии Видковской можно понять, почему они не выдержали заточения.
"Первую неделю нам вообще не разрешали выходить. Кто курит, тот курил в зале, пока там много людей не собралось, потом там появились и дети, так что курить уже нельзя было. Через неделю нас было уже больше 300 человек. Ведра из туалета выносить надо, готовить надо. Тогда они разрешили нам сразу около входа сделать полевую кухню. На костре мы разогревали то, что они нам давали, а они давали ведрами какую-то перловку, намешанную с тушенкой, но иногда там был четкий запах солярки. Не знаю, либо она рядом с соляркой стояла, либо они туда ее специально подливали. Сразу было предупреждение всему подвалу: "Каша с соляркой. Кто хочет – тот ест, кто не хочет – не ешьте".
Вентиляции не было. Когда людей стало много, они надышали, мы сняли куртки, были в штанах и кофтах. Было нереально жарко. Мы нашли градусник в школе, он показывал 33 градуса. А там ведь бетонный пол, куча песка и пыли, плюс керосиновая лампа у нас горела, потому что света там не было. Дышать было нечем. Потом мы просто пробили палкой какое-то отверстие наружу, чтобы воздух хоть немного заходил. Спустя неделю или чуть больше они разрешили нам выходить с 8 утра до 6 вечера, если у них там все нормально, в туалет, покурить, приготовить еду. У нас были люди, человек пять, которые готовили. Если обстрелы или какой-то дрон летал, нас загоняли обратно, или если у них не было настроения, потому что кто-то куда-то не туда отошел или что-то не понравилось, тогда они загоняли нас обратно в подвал на целый день.
Первый человек в подвале умер примерно через неделю. Начали умирать старики, потому что еды мало, воздуха нет, лекарств нет. Поначалу, пока мы еще не готовили на всех, приезжал фургон с пайками, кто-то ухватил ящик и ушел, а кому-то ни одного пайка не досталось. Бабушки, которые не могут подниматься, выходить, оставались без ничего. Потом уже начали разносить по комнатам еду, подсчитали количество человек, чтобы на всех хватило. Будят человека, что началась раздача пищи, а человек уже холодный, потому что там темно, все сидят, не ходят, понять, что кто-то умер, сразу было нельзя.
В паре метров от школы была кочегарка. Вечером человек умирает, если утром дверь откроют, то его можно будет вынести в ту кочегарку, и он там лежал несколько дней, а то и неделю, пока они не скажут, что сейчас обстрелов нет, можно его пойти и закопать. Возле этой кочегарки и трупов люди и умывались, и грели воду для чая.
"Говорили, что Одесса сдалась без боя"
Валерия Видковская говорит, что российские военные сами не знали, сколько им предстоит провести в Ягодном, – как не подозревали они и о том, что их армия терпит поражение под Киевом и не может взять крупные украинские города. По ее словам, в селе были не только тувинцы, но и русские, и они вели себя менее агрессивно.
"Люди среди них были разные. Первые дни были бухие, которые спускались в подвал. Это были тувинцы, к нашим девочкам подкатывали и ко мне. Я поэтому не выходила особо на кухню. Если что, папа готовил. Говорили, что "мы вас расстреляем, да вы наводчики, да вы нацисты" и так далее, но были и адекватные. Был один командир, у него была кличка Глухой, Илья Глушенко (он нам сам имя и фамилию сказал). Он спускался в подвал, подходил к детям, давал померить и каску, и бронежилет, и автомат потрогать, рассказывал, что половину Украины они уже взяли, что Одесса сдалась без боя, Харьков уже взят, пол-Киева взято, только один Чернигов не взят, но он в кольце. Сказал, что если до какого-то числа его не возьмут, то просто сровняют с землей. Как мы поняли, им просто врали, что уже все взято. Когда мы поднялись, мы увидели, что они карту в школе нашли и отмечали крестиком те районы, которые, как они нам говорили, были взяты. Потом мы узнали, что это все неправда. Были еще парни из Екатеринбурга. Тувинцы были по всему селу, их было очень много, но штаб в школе был именно у русских.
Валерия Видковская вспоминает, что русские солдаты, в отличие от тувинцев, даже пытались донести до жителей Ягодного какое-то подобие извинений за происходящее.
"У соседки на стене дома был нарисован украинский рушник, и они написали рядом с ним на русском с ошибками: "Хохлы, простите, мы не агрессоры, президенты гады".
Освобождение
"Дверь в подвал была каждый день подперта физкультурным "козлом", чтобы мы не выходили, но она не доставала до пола где-то 20–30 сантиметров. Если наклониться, было видно, что происходит на улице. Последнюю неделю у нас был генератор, на двери даже отмечено, что 26-го появился свет. И вдруг 30 марта он пропал. Машины начали разъезжаться, туда-сюда ездить. И мы сразу подумали, что они собираются, потому что забрали генератор. Мы еще несколько часов сидели и наблюдали, что там на улице. И когда уже не было слышно никого, ни машин, ни людей, кто-то из наших мужчин решил выбить дверь, и тогда все вышли. Полдня мы сидели после того, как они уехали. После обеда мы вышли и сразу люди побежали по домам смотреть, что осталось, чего не осталось. Папа тоже пошел, хотя все были против, потому что у некоторых людей дома были растяжки, мины, которые могли взорваться. Папа первым делом забрал телефон, который он спрятал, тогда мы и сделали часть из этих фотографий.
30-го они ушли, но никто не расходился домой, потому что дома окна выбиты, мебель разбита. Все остались ночевать в подвале. Утром 31-го вышли покурить и прилетел дрон, который летал 10 минут. Люди начали махать белыми флагами, что все нормально, что нет военных. И уже минут через 10 наши зашли на территорию школы.
Мы пошли, чтобы осмотреть внимательно свой дом. Им наша квартира очень понравилась, они сами нам об этом говорили. У нас там был хороший ремонт. Там жило, наверное, человек 20. Унитазы полностью были забиты. Навесные потолки расстреляны, мебель разбита в хлам. Обои все ободраны. Всю технику, золото они вынесли. Забрали очень много одежды. У моего младшего брата одежды вообще никакой не осталось. У меня пара маек и штанов только осталось, а шубы и куртки забрали. У соседей тоже, у всего села. У нас было две машины, одну сразу расстреляли, когда зашли в село, из гранатомета, вторую они просто из пулемета расстреляли. Все, что они не могли забрать, они ломали и расстреливали.
Почти сразу приехала СБУ, Национальная полиция, брали всякие сведения. СБУ просила меня дать какие-то показания, потому что они думали, что у меня был телефон, что у меня есть какие-то снимки из того подвала, пока в селе были россияне. Я сказала, что у меня телефона не было, но если нужна какая-то информация – я на связи. Пока никто так и не перезвонил.
Жизнь после подвала
Валерия Видковская говорит, что большинство жителей Ягодного остались в селе после ухода российских войск, но сама она вместе с семьей и пожилыми бабушкой и дедушкой выехала в Германию – дом разрушен, машины сгорели, почти никакого имущества не осталось, а Ягодное время от времени продолжают обстреливать.
"У нас есть чат: люди разгребают завалы домов, находят вещи, которые орки эти носили из дома в дом, фоткают и пишут, например: "это не мое одеяло, приходите – забирайте", и так далее. Дома уже жить нельзя, он разрушен, а тут хотя бы не стреляют, тут спокойно. Даже сейчас там небезопасно. А у мамы еще двое детей, младшая сестра с грудным ребенком, ее сыну месяц. Так что мы решили всех вывезти".
В Германии семью поселили в бывшем детском доме недалеко от города Оснабрюк в Нижней Саксонии. Валерия Видковская рассказывает, что у ее мамы по-прежнему случаются панические атаки.
"Относятся тут к нам хорошо. Есть мэрия, они занимаются тем, чтобы нам всего хватало, по дому какие-то принадлежности, все приносят. Нас несколько семей в одном большом доме. По соседству тоже детский дом, там тоже соседи, приносят какие-то пироги, булочки. Есть люди из Николаева, из других украинских городов. Здесь много украинцев. Иногда мама просыпается оттого, что ей снится, что нас кто-то бомбит. Недавно решили прогуляться – в наш городок приехал парк аттракционов. В какой-то момент начался салют, у мамы истерика была.
Расстраивает, что и здесь есть люди, которые не верят, что все, что с нами произошло, это правда. Некоторые уверены, что произошедшее в Буче и Гостомеле – постановка. Наша знакомая, когда заезжала в Германию, у нее в государственном учреждении спрашивали: "А вы когда уезжали, вас обстреливали, вы слышали взрывы?" – "Да". – "А вы уверены, что это были именно взрывы, а не что-то другое?" Как только все это закончится, мы надеемся как можно быстрее вернуться домой".