В диаспоре и оппозиции этот день ждали давно. Уже многие годы аналитиков и исследователей – и меня в том числе – просят описать сценарии дальнейшего развития событий в Узбекистане, поскольку все понимают, что смерть Каримова – наиболее вероятная (а возможно, единственно возможная) отправная точка для реформ в одном из самых прочных авторитарных режимов мира. Я сбился со счета, сколько бесед с моими узбекскими друзьями за последние годы начинались со слов «когда Каримов умрет» и продолжались раccуждениями, смогут ли они тогда увидеться с семьями, уехать из страны, заняться бизнесом, поехать учиться за границу. В нынешнем Узбекистане все это или невозможно, или опасно: страна все глубже погружается в изоляцию, а экономическая и общественная жизнь все жестче контролируется. Несколько недель назад я ехал на машине со своим другом, этническим узбеком, на юге Кыргызстана вдоль границы с Узбекистаном. За высоким забором, увитым колючей проволокой, ходили вооруженные патрули. Мы оба несколько лет прожили в Ташкенте и говорили о том, как бы нам хотелось побывать там снова. Мой приятель с улыбкой качал головой: “Вот когда Каримов умрет...”
Сегодня это произошло. Наступила новая эра, но что изменится? Как бы специалисты ни пытались предсказать на конференциях и в статьях, что случится после смерти 78-летнего Каримова, сколько бы они гадали об имени наследника и возможных путях развития страны с самым большим населением в регионе, неприятная правда состоит в том, что мы не знаем почти ничего.
Случилось именно то, чем нас пугали: Каримов умер, не назначив наследника и не оставив внятного механизма передачи власти. Те, кто больше обращал внимание на его личность, а не выстроенную им систему, давно пугают нас кошмарным будущим: мол, из Ферганской долины полезут исламисты, которых только Каримов мог сдерживать своей железной рукой, страна погрузится в пучину войны между кланами, которых Каримов умело натравлял друг на друга (сам будучи сиротой без семейных политических связей; его воспитало советское государство).
При том, что в этих утверждениях есть зерно истины, это лишь мифы, призванные объяснить, почему узбекский народ не способен управлять собой самостоятельно. Эти мифы оправдывают существование узбекской версии того, что политолог Алена Леденева применительно к путинской России называет системой, то есть авторитарным режимом, основанным на культе личности, которая обладает полномочиями, превышающими возможности отдельного человека в том числе ввиду его смертности.
Каримова больше нет, однако государство, основанное на всесилии спецслужб и жестком контроле над экономикой, было выстроено, еще когда его портреты висели в каждом классе – и скорее всего, продолжат там висеть, не во последнюю очередь благодаря мифам, которыми это государство прикрывалось
Как указывают специалисты по Средней Азии Ларри Марковитц и Скотт Раднитц, современная политическая и экономическая ситуация в Узбекистане резко отличается от соседних государств уровнем централизации власти и лояльности по отношении к ней со стороны всех экономических субъектов, а также мощью спецслужб, способных надзирать и наказывать тех, кто отказывается подчиняться. Государство, основанное на “принуждении и взяточничестве”, оставляет немног о пространства для развития, и у существующих элит – с Каримовым или без – нет особых стимулов менять благоприятную для себя политическую систему, тем более что всесильные спецслужбы способны гарантировать, что на их позиции никто не покусится.
Повседневную жизнь в системе и работу господствующих мифов хорошо иллюстрирует случай, произошедший несколько лет назад. У мелкого предпринимателя из Джизакской области Арамиса Авакяна было в собственности два небольших пруда, в которых он выращивал рыбу на продажу. Бизнес шел неплохо, и на его сельхозпредприятии работало несколько человек. Неожиданно глава местной администрации, опираясь на госаппарат «принуждения и взяточничества», потребовал от Авакяна переписать на него вcю собственность. Бизнесмен отказался и вскоре был арестован полицией по обвинению в поддержке “Исламского государства”. Адвокаты и родственники заявляли, что из него выбили признания, будто он и его сотрудники состоят в тайной ячейке “Исламского государства”, которая видят своей задачей свержение правительства. Особых доказательств предоставлено не было, хотя бросается в глаза, что этнический армянин Авакян даже не мусульманин, а православный христианин. Что, однако, это не помешало узбекскому суд у приговорить его к 4 годам тюремного заключения.
Система остается, и нет особых оснований думать, что она изменится – с Каримовым или без. Как отмечал в начале года политолог Эрик Макглинчи, “правящий класс Узбекистана... заинтересован в сохранении автократического режима, который является для него неиссякаемым финансовым источником”. Преданный режиму силовой аппарат, считающийся не менее могущественным, чем сам Каримов, уверен, что без него в стране начнется исламистское восстание, которое перекинется на весь регион. Наблюдая за ходом событий в ближайшие недели – особенно если надежды узбеков окажутся перечеркнутыми и изменится лишь портрет на стене – и слушая, как эксперты говорят о дилемме “либо авторитаризм, либо Исламское государство”, следует помнить историю рыбовода из Джизакской области. За последние 25 лет у узбеков так и не появилось возможности разобраться, чего они хотят на самом деле.
Ноа Такер – главный редактор портала Registan.net
